Но еще больше, чем на детей, Филипп злился на самого себя - за то, что снова не смог с ними справиться, не повышая голоса, да и повысив, если честно, все равно не смог…
– Сэр Филипп!
Филипп словно очнулся от забытья. Черт побери, он уже успел забыть о присутствии мисс Бриджертон! Мало того, эта красотка стала свидетельницей его позора.
– Да? - резко обернулся он к ней.
– Ваш дворецкий принес чай, - проговорила Элоиза, направляясь в гостиную, где они только что сидели.
Филипп не имел ни малейшего желания составлять ей компанию. Ему хотелось пулей выскочить из собственного дома - иначе он сойдет с ума. На улице, правда, начинался дождь, но Филиппу было все равно - лишь бы подальше от этой дамочки, ставшей свидетельницей его полного бессилия в обращении с собственными детьми.
– Приятного аппетита, мисс Бриджертон, - угрюмо проворчал он. - Увидимся, когда вы отдохнете.
Не дожидаясь ее реакции, Филипп направился в оранжерею. В этот момент он готов был боготворить свои растения за то, что те никогда не задают вопросов и не высказывают ядовитых замечаний.
…я думаю, ты поймешь, почему я отвергла его предложение. Этот тип показался мне слишком грубым и неотесанным. Мне все-таки хотелось бы выйти замуж за того, кто обращался бы со мной если не как с королевой, то хотя бы как с принцессой. Может быть, ты скажешь, что я слишком многого требую, но на меньшее я не соглашусь.
Из письма Элоизы Бриджертон своей подруге Пенелопе Физерингтон, отправленного ею с посыльным почти сразу же после того, как Элоиза в первый раз получила предложение руки и сердца.
К полудню Элоиза окончательно убедилась в том, что совершила большую ошибку.
Совершать ошибки Элоиза не любила, и самым ужасным для нее было, когда ошибки приходилось признавать. Оставалось лишь, гордо закусив губу, тешить себя надеждой, что все как-нибудь образуется.
Когда сэр Филипп вдруг ни с того ни с сего, пробурчав себе под нос “Приятного аппетита!”, выбежал из дома, словно ошпаренный, Элоиза, наверное, минут десять стояла на месте с раскрытым ртом. Она ехала к нему через всю Англию, а этот тип сбежал, не пробыв с ней и часа!
Нет, Элоиза отнюдь не ожидала, что сэр Филипп влюбится в нее с первого взгляда и станет целовать ей ноги… Но мог бы, в конце концов, вести себя и повежливее! Сначала “Кто вы, мисс?”, словно был недоволен ее приездом, потом и вовсе “Приятного аппетита!” - и поминай как звали…
Чуть поостыв, Элоиза подумала, что Филипп, возможно, ни в чем и не виноват. Ведь это она придумала себе идеального сэра Филиппа, который влюбится в нее с первого взгляда, бросится к ее ногам и станет умолять стать его женой. Реальный же Филипп Крейн отличался от созданного ею образа как небо от земли. “Что ж, - горько вздохнула про себя она, - на ошибках учатся…” Но ощущать очередное разочарование в мужчине было щемяще грустно.
И самым ужасным было то, что винить Элоиза могла только себя. Сэр Филипп ни в чем не обманул ее - в своих письмах он не написал ни одной фразы, которая бы не соответствовала увиденному Элоизой. Если не считать того, что он все-таки должен был упомянуть о детях, если только всерьез собирался сделать ей предложение. К тому же отец он, судя по всему, неважный: детьми занимается лишь постольку, поскольку от них, увы, никуда не денешься. И то, как видно, все время старается найти какой-нибудь предлог, чтобы общаться с ними как можно меньше.
Элоиза обратила внимание на то, что дети буквально умоляли Филиппа провести этот день с ними. Ребенку, получающему должную заботу и внимание, никогда не пришло бы в голову молить отца об этом. Элоиза вспомнила собственное детство - небо и земля… Ее родители так опекали своих детей, что тем даже порой хотелось убежать от этой чрезмерной заботы.
О собственном отце у Элоизы сохранились самые нежные воспоминания. Правда, умер он, когда ей было всего семь, но Элоиза его прекрасно помнила. В памяти ее осталось много длинных, увлекательных сказок, которые он рассказывал ей перед сном. Еще ей запомнились поездки в Кент, долгие прогулки по бескрайним полям - иногда они ездили всей семьей, иногда отец брал лишь кого-то одного из детей, а остальным оставалось лишь завидовать этому счастливчику.
Как все это не было похоже на отношение сэра Филиппа к своим детям! Элоиза была уверена, что, не скажи она сэру Филиппу: “Вам следовало бы пойти к вашим детям”, - он и не пошел бы к ним. Даже по тому, как Филипп разговаривал с детьми, чувствовалось, что дети для него - неприятная обязанность, которую он охотно переложил бы на плечи гувернантки или жены, которую, похоже, и ищет в первую очередь именно для этого. От Элоизы не укрылось и то, что, общаясь с детьми, Филипп мечтал поскорее улизнуть от них.
Что ни говори, ее новый знакомый оказался совсем не таким, каким в представлении Элоизы должен быть ее будущий избранник. Мечты оказались только мечтами. Пора бы ей уже давно научиться смотреть на вещи трезво…
“Впрочем, - подумала Элоиза, - не стоит делать окончательные выводы о человеке, пообщавшись с ним всего полчаса. В конце концов, это беда Филиппа, а не вина, что он не умеет найти нужный подход к детям”.
Элоиза решительно поднялась с постели, так и не отдохнув после бессонной ночи. Но, как это бывает после достаточно сильных волнений, сон все равно не шел к ней, а просто лежать без действия ей было невмоготу - в таком состоянии ей не давали покоя мрачные мысли. Элоиза чувствовала, что если не встанет и не займет себя чем-нибудь, то просто сойдет с ума.
Элоиза распахнула окно, хотя на улице по-прежнему моросило. Но она чувствовала, что ей просто необходим свежий воздух. Да и ветра не было, а значит, дождь не будет заливать комнату.
Из окна своей спальни Элоиза могла видеть пресловутую оранжерею сэра Филиппа. Должно быть, сейчас он там - во всяком случае, в доме его не было слышно. Стекла оранжереи были матовыми, и сквозь них Элоиза могла видеть лишь смутные очертания растений.
“Каким мрачным мизантропом должен быть этот мужчина, если “общество” растений нравится ему больше, чем общество людей! - подумалось вдруг ей. - Вряд ли он даже способен поддержать интересную беседу…”
Как не был похож новый знакомый Элоизы на нее саму, никогда не закрывающую рта!
Но если он такой отшельник, то почему так старательно целый год поддерживал с ней переписку, зачем пригласил ее сюда, да и с какой стати подумывает о женитьбе, в конце концов?
Элоиза потянулась и вдохнула прохладный, влажный воздух полной грудью. Ее раздражало то, что она не знала, чем заполнить сегодняшний день. Хозяин дома до сих пор не соизволил - ни самолично, ни через кого-нибудь из слуг - известить ее о своих дальнейших планах. К столу ее тоже не звали, хотя время обедать, пожалуй, уже пришло.
