– Не смотри таким букой, Доминик. Честное слово, все не так уж и плохо. Пойдем прогуляемся вокруг озера. Мне хочется побольше узнать про Европу, про Люси, про твою маму и про все остальное! – Она потянула его за руку, и юноша поднялся.
– Ладно, – ответил Доминик, стараясь прогнать мрачные мысли и улыбаясь. – С чего начать рассказ?
Табита задумалась.
– Расскажи о Люси. Я виделась с ней последний раз бог знает когда, говорят, она вышла замуж. На свадьбе я не была, ее праздновали в Лондоне. Даже при желании я не смогла бы туда поехать.
– Леди Монтекью не отпустила бы?
– Нет, – ответила Табита, нахмурившись, но тут же заулыбалась – ведь рядом был Доминик. – А какое платье она надела на свадьбу?
– Понятия не имею, – рассмеялся он. – Я там не был.
– Почему? – изумилась Табита. – Ведь в это время ты, кажется, еще не находился в Европе?
– Верно.
– Уверена, что выглядела она прекрасно, – мечтательно вздохнула Табита. – Знаешь, я пыталась представить, какое на ней было платье и как ты вел ее к алтарю. – Девушка слегка нахмурилась. – Но оказывается, к алтарю ее вел не ты. Кто же тогда?
Доминик улыбнулся при виде посерьезневшего личика девушки. Какое все-таки у нее выразительное лицо!
– Ее вел к алтарю дядя Септимус, – ответил он. – Если память мне не изменяет, один из братьев моей матери. Внушительного вида, румяный господин.
– Вот оно что. – Табита явно была разочарована. – Тогда я попробую представить ее себе после свадебной церемонии под руку с мужем. Ты его знаешь?
– Пирса Карлайла? Разумеется. Мы вместе учились в школе.
– Он тебе нравится?
– Очень.
Какое-то время молодые люди молчали. Они уже подходили к стоявшей в озере небольшой деревянной ротонде, когда Табита вприпрыжку побежала к узкому мостику, соединявшему деревянную постройку с берегом.
Мостик явно нуждался в починке и имел ненадежный и запущенный вид, но Табите очень нравилась ротонда, и летом, особенно в жаркую и ясную погоду, она частенько забиралась туда почитать или порисовать. Она прошла шаткий мостик почти до конца и, обернувшись, увидела, что Доминик в нерешительности остановился и с явным сомнением посматривает на подгнившие доски.
– Полагаешь, это сооружение меня выдержит?
– Не знаю. – Табита нахмурилась. – Может быть, и не выдержит. Ведь ты гораздо тяжелее меня. – Она представила себе, как трещат доски, Доминик, повзрослевший, красивый, сваливается в озеро и беспомощно барахтается в грязной воде. – Может, лучше не пробовать? А то будешь чувствовать себя виноватым, когда мостик рухнет и тебе придется переносить меня обратно на берег, потому что сегодня у меня нет ни малейшего желания плавать.
Доминик усмехнулся и осторожно двинулся по мостику. Девушка, затаив дыхание, следила за ним. Мостик оказался гораздо прочнее, чем можно было себе представить.
Когда молодой человек наконец добрался до желанного прибежища и увидел в глазах Табиты радость, он расхохотался, шутливо погрозив пальцем:
– Ты все такая же маленькая негодница! Ты же мечтала, чтобы я свалился в воду!
– Ну… не совсем так…
В глазах Табиты плясали смешинки.
– Да или нет?
– Мне было интересно, выдержит ли тебя мостик, – призналась наконец девушка. – Но я не хотела, чтобы ты свалился в воду. Здесь столько водорослей и ила. – Она нахмурилась. – Такого я никому бы не пожелала.
Доминик вспомнил тот далекий день, когда Табита, совсем еще маленькая, упала в воду вместе с Люси, за что ее потом жестоко наказали. Интересно, не вспомнила ли и она об этом? Он не видел выражения ее лица, потому что девушка отвернулась и выглянула в одну из арок ротонды.
– Ты помнишь, как учил нас с Люси удить рыбу? – не поворачиваясь, спросила она.
– Пытался, – усмехнулся он, – но ничего не получилось.
– Значит, помнишь! – Она повернулась к нему, и лицо ее озарила улыбка. – Я сохранила рыболовный крючок и леску, которые ты тогда мне дал. Правда, давно ими не пользуюсь, мне теперь неинтересно ловить рыбу. А когда была маленькой, часто приходила сюда, садилась на край, свешивала ноги и ловила окуньков. Скажу не хвастаясь это у меня хорошо получалось.
Она села на узкую скамейку, Доминик сел рядом, вытянув свои длинные ноги. Они не произносили ни слова, наслаждаясь благодатной тишиной и солнцем, подарившим неожиданное для этого времени года тепло. Табита закрыла глаза.
Доминик первым нарушил молчание.
– Табби, по-моему, ты слишком много времени проводишь в одиночестве.
– Наверное, больше, чем остальные, – призналась она. – Но это меня нисколько не огорчает. Мне редко бывает скучно. Вокруг столько интересного, надо только присмотреться получше. Я наблюдательна. Заметил ты, как красиво цветут крокусы под засохшей ивой, мимо которой мы прошли?
Доминик покачал головой.
– Ничего особенного в них нет, но как они сопротивляются приближающейся осени! Их не страшит плохая погода, они цветут, а как замечательно пахнут!
Она прислонилась к стенке ротонды и вздохнула:
– Я чувствую их запах даже здесь. – Она смеясь повернулась к нему: – Я, наверное, кажусь тебе странной?
– Вовсе нет, – искренне ответил Доминик. – Ты для меня как глоток свежего воздуха, Табби.
После нескольких лет армейских тягот, где его окружали грубая солдатня и настырные маркитанки, после столичного высшего света, чья утонченная развращенность ничего, кроме отвращения, не вызывала, общество Табиты оказалось именно тем, в чем он сейчас нуждался больше всего.
– Глоток свежего воздуха, – задумчиво повторила она. – Ты хочешь сказать, что я не такая, как те, с кем ты обычно встречаешься. На твоих армейских сослуживцев я, разумеется, не похожа. А на друзей и знакомых в городе? Если я и от них отличаюсь, значит, кажусь тебе просто деревенской девицей.
Доминик громко расхохотался.
– У меня и в мыслях нет ничего подобного! – Он посерьезнел. – Я слишком долго находился в отъезде. Чего только не насмотрелся! Душа моя отравлена пережитым. Я и представить себе не мог, что в мире столько злобы, ненависти, лжи. Общение с тобой мне очищает душу.
Даже богатое воображение не позволило Табите представить себе весь тот ужас, через который Доминику пришлось пройти. Он смотрел сейчас не на нее, а вдаль, на озеро, и лицо его приняло страдальческое выражение. Девушка робко коснулась его локтя:
– Прости, я слишком легкомысленно восприняла твои слова. Не хочешь ли немного рассказать о войне?
Он посмотрел на нее с нескрываемой нежностью.
– Рассказы о жестоких сражениях и кровопролитии вряд ли подходящая тема для бесед с юной леди.
– Так ведь светские условности и традиции мне не указ, – заметила, улыбнувшись, Табита и мягко спросила: – Наверное, сражение при Ватерлоо было самым тяжелым? Там погибло много твоих товарищей?
