– Это называют обжигом в кучах. – Клементина повернулась в седле и бросила на деверя пронзительный взгляд. – Именно так шахта, которой владеет твой отец, переплавляет медь, сжигая в большой яме поочередно уложенные слои бревен и руды. Это новая куча, которую зажгли только на прошлой неделе, и она в два раза больше предыдущей. В дыме содержатся сера и мышьяк. В жаркие летние дни в безветренную погоду чад добирается аж до нашего ранчо. Он убивает землю.
Взгляд Рафферти проследовал за сползающими от шахты потоками слизи и шлака. Холм был обезображен грудами булыжников, разъеденными эрозией канавами и серыми пнями. Огромные груды заготовленной древесины были уложены вокруг шахтного копера и между строений рудника.
– Эта яма сжирает непомерное количество леса, – продолжила Клементина. – Как и сама шахта, учитывая все бревна, необходимые для крепления многих миль подземных выработок. Если «Четыре вальта» и дальше продолжат в том же духе, скоро во всем округе Танец Дождя не останется ни единого дерева.
В городе влажный удушающий дым был настолько густым, что Зак едва мог хоть что-то разглядеть на расстоянии от одного здания до соседнего. В домах горели лампы, хотя был полдень. Тени прыгали за окнами салунов и танцевальных залов, а дребезжащая музыка сотрясала густой тяжелый воздух.
– Рафферти.
Зак повернулся, чтобы посмотреть на Клементину. Ее лицо бледным овалом проступало во мраке.
– Ты жил здесь с самого основания города, – произнесла она. – Скажи, неужели тебе не больно видеть его таким?
Рафферти хотелось четче увидеть ее лицо, хотя это все равно ничего не изменило бы. Лицо Клементины никогда не скажет ему того, что он хотел знать.
– Больно.
* * * * *
Ханна Йорк провела большую часть утра на коленях на ковре в спальне, извергая содержимое желудка в ночной горшок.
Пока тошнота то накатывала, то отступала, она перебирала в мыслях, какой уставшей чувствовала себя в последнее время и как упала в обморок на посиделках с подругами и виски. А заодно попыталась вспомнить, когда в последний раз страдала от ежемесячного женского проклятия, всю жизнь настигавшего ее точнее часов.
Ханна вытерла лицо влажным куском ткани, чувствуя, как стянуло губы, будто через них продели веревку. Прижала костяшки пальцев ко рту, не зная, хочется ей смеяться или плакать.
Ребенок. У нее будет ребенок. «Выходит, эта старая кляча еще на что-то годится», – подумала Ханна и вынуждена была подавить еще один истерический смешок.
Ей стукнуло сорок, и она собиралась родить ребенка от мужчины, который годился ей чуть ли не в сыновья. Как же это смешно и предосудительно. Да весь город будет шокирован. Большинство респектабельных женщин по-прежнему отводили глаза и спешили прочь, когда Ханна Йорк проходила мимо. Нетрудно представить, как эти клуши поведут себя, когда ее живот станет достаточно большим, чтобы заслонить слона.
Существовали кой-какие способы... Но она не собиралась о них думать. Ханна бережно прижала руки к животу, словно шальные мысли могли причинить какой-то вред малышу. Она хотела этого ребенка. Как ни странно, она хотела этого ребенка больше, чем чего бы то ни было с самого начала времен.
Нахлынул еще один приступ дурноты, и Ханна упала на колени, нащупывая горшок. Говорили, что когда тошнит это хорошо — своего рода знак, что ребенок нормально растет. «Если так и есть, – подумала она с очередным смешком, – то Ханна Йорк чертовски здорова и беременна».
Дрю... О, Боже, что же ей теперь делать с Дрю?
Даже не принимая во внимание ее возраст, она все равно и близко не так хороша, как он заслуживает. Маршала Скалли любили и уважали в городе. Он неуклонно взбирался вверх по социальной лестнице. Ханна знала, что другие мужики посмотрят сверху вниз на дурака, который настолько потерял голову, что женился на шлюхе, пусть даже исправившейся. Это вопрос гордости — пробавляться чужими объедками или нет. Вступи он с ней в брак, и мигом лишился бы всего, чего здесь для себя добился.
К тому же если бы Дрю хотел жениться на ней — по-настоящему хотел, и к черту город и все остальное, — то уже давно мог улучить минутку и попросить ее руки.
Поэтому ей придется заботиться о себе самой — в который раз – и для начала уехать из Радужных Ключей. И этот ребенок не будет расти ублюдком в городе, где все знают его мать как шлюху.
* * * * *
Ближе к вечеру Ханна почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы выйти на улицу, и, дойдя до парадных ворот, увидела, как по дороге семенящей походкой почти бегом к ней поспешает Эрлан. Китаянка несла на руках сына, который, пользуясь ветром от их движения, управлял красным воздушным змеем, летящим позади.
– Она здесь! – выкрикнула Эрлан, задыхаясь оттого, что пробиралась сквозь густую грязь на покалеченных ногах. – Она направляется туда!
Ханна почувствовала, как губы растягиваются в улыбке, а кровь закипает. Ей как раз позарез нужна была хорошая жгучая стычка, чтобы отвлечься от своих забот.
– В таком случае, полагаю, Клем захочется, чтобы подруги были рядом, когда она попытается претворить в жизнь наш план, – сказала миссис Йорк. – Ты готова?
Эрлан посмотрела на покрытый шрамами уродливый холм, а затем подняла глаза на грязно-желтое небо. Нависающий над городом покров дыма стал еще гуще, чем утром. Новая яма для обжига вдвое превосходила свою предшественницу, но казалось, испускала в воздух раза в четыре больше ядовитой хмари. Как раз в этот момент раздался свисток об окончании смены, и Эрлан вздрогнула. Однако она распрямила плечи и повыше усадила сына на бедро. Ее серьезные, слегка обеспокоенные, но решительные глаза встретились со взглядом Ханны.
– Да, готова, – кивнула китаянка. – Но нам лучше поторопиться.
Когда они добрались до рудника «Четыре вальта», Клементина Маккуин уже стояла под надшахтным копером. Утренняя смена поднималась на поверхность в клетях, а обеденная как раз ожидала своего спуска. Должно быть, Клементина попросила подручного задержать всех приходящих и уходящих мужчин, поскольку белобрысый мальчишка бегал от шахтера к уборщику породы, а от того к установщику крепи и каждому что-то говорил, после чего рабочий поворачивал голову, чтобы посмотреть на миссис Маккуин. Металлическая платформа над шахтным стволом и все пространство рядом были уже заполнены кабельными катушками и бобинами, ящиками с лопатами, молотами и бурами, и саморазгружающимися вагонетками, доверху набитыми динамитом и деревянными балками.
Когда в надшахтном здании собралось множество потных и вонючих рабочих, в помещении запахло как в конюшне, полной мокрых псин. Карбидные лампы на шляпах шахтеров отбрасывали лучи света в мутную дымку. Ханна задалась вопросом, как Клементина собирается перекричать звон колокола, стук клети, шум сбрасываемой в бункер руды, ритмичное биение штока поршня и шипение пара из котлов.
