– Говори же. Чего тянуть?
– Я начну с краю, ты потерпи, мне так легче. И не волнуйся, во мне красноречия немного, я скоро к делу перейду… Ты знаешь, что нынче весна, на Неве лед для ледников готовят. Мне еще девчонкой смотреть нравилось, я всегда ходила. Это ж хитро все. Большие параллелепипеды «кабанами» зовут, ты знаешь? Сначала пилами вырезывают длинные полосы с гирями под водой. Потом пешнями откалывают «кабаны»… Когда они уже на лед вытащены, так на солнце сверкают красиво, всеми цветами радуги. Как огромные алмазы.
Я нынче шла вдоль Невы, гляжу – «кабанов» делают. Спустилась поглазеть. Как раз тащили «кабана» из воды. Лошадь с санями пятили к майне, дровни специальные уже под воду спустили. Дальше надобно удлиненные задние копылья подвести под «кабан» и там зацепить. Кто-то из рабочих полез в майну, и что-то там у него не сладилось. Вдруг все назад поползло, лошадь копытами скользит, крик, шум, треск… Кто-то кричит: «Руби постромки!» – это, чтобы лошадь спасти, но ведь там же, в майне, едва не под кабаном, человек! Ежели отпустить, так его «кабан» всяко за собой и утянет! Но что ж? Это работа опасная – все знают, хотя и платят за нее хорошо, и охотников немало. Я, понятно, замерла, и все, кто глядели – тоже. Баба какая-то принялась визжать, так ее по шее спроворили – не мешай! А там, в майне, уж и надежды никакой нет. Вдруг один из тех, что лошадь понуждал и дровни тянул, бросил все, скинул тулуп и – в майну. Исчез. Думали – сгиб и этот. Но вдруг выныривает, и того, первого, за волосья держит. Кричит: «Тащи! И постромки режь!» – И еще – ругань несусветная, чтоб побыстрее. Тут остальные мигом сориентировались, этих на лед вытащили, пока их волной от тонущего «кабана» и дровней не смыло, другие лошадь высвободили, третьи уж костер на жестяном листе ладят, чтобы «утопленники» от холода не сомлели. Вокруг все разом вздохнули, загалдели, кто-то «ура!» закричал. Я уж хотела было прочь идти… Но тут второй-то рабочий, спаситель, разделся едва не донага, и я его признала…
– Это, конечно, был Михаил Михайлович Туманов, – усмехнулась Софи, глядя в стол. – Вполне на него похоже. Я уж прежде поняла. Только гадала все – спасется или уж потонет…
– Софи! – с ужасом воскликнула Дуня. – Тебе что ж – безразлично, будет он жив или нет?!
– Да нет, почему? – Софи пожала плечами. – Ты уж меня в злодейки-то не пиши, чтобы живому человеку погибели желать… А только…
– Я после говорила с ним, – поспешно прервала подругу Дуня. – Спросила: зачем?! Он видел, что я перепугалась страшно, шутил со мной, смеялся, ругался, так… Рассказывал, что уже видал это во сне, в кошмаре. Что тянет веревку и не может отпустить. Ты знаешь? – Софи удивленно кивнула. – Софи! Он хочет умереть! Смерти ищет! Ты понимаешь?!
– Ну и что ж с того? Такая у него конституция напополам с биографией получилась. Ищет, стало быть, найдет рано или поздно. Я-то тут что могу поделать?
– Софи, умоляю тебя, вернись к нему! Только ты можешь его удержать!
– Сейчас, разбежалась… Глупость ты, Дуня, какую-то говоришь. Право, я даже и подумать не могла, что ты такая чувствительная. Ну что я могу с ним теперь сделать? Он и прежде, до меня, был таким. Я просто подвернулась, и тоже – едва с ума не сошла, не говоря уж об остальном. Хорошо, что вовремя улизнуть успела. Нынче вот в себя потихонечку прихожу, опять жить начинаю… Чего ж ты от меня хочешь?
– Он погибнет без тебя!
– Дуня, милая, пойми, он и так, и так погибнет. Он уж все задачи, которые себе назначил, выполнил сполна, все всем доказал, а еще чего-то придумать не может. Образования не хватает, или другого – я не разберу. И – что ж я? Он меня, считай, сам выгнал…
– Он себя клянет за это неустанно, – тускло сказала Дуня. – И когда я спросила: «хотели б вы ее вернуть?» Ответил: «под каленое железо пошел бы, лишь бы назад пришла!»
Вполне осознав Дунины слова, Софи невольно вздрогнула и поморщилась.
– Господи, если бы ты знала, как же мне надоели все эти его безумные выходки и позы!
– Так ты не пойдешь?… – с какой-то отчаянной решимостью в тоне спросила Дуня.
– Не пойду… И что ж? – Софи взглянула на подругу с удивлением и любопытством. – Что ж ты сделаешь? Заставишь меня?
– Нет, – Дуня покачала головой. – Я знаю, что тебя заставить нельзя. Я по-другому сделаю…
– Что ж?
– А это тебе знать не надо…
– Вот даже как? – Софи была удивлена неприятно. Впервые со дня их знакомства ее создание открыто выступило против своего Пигмалиона.
– Именно так, Софи. Тебе нет дела до того, жив он или мертв – пускай. Мне – есть, из этого я и действовать буду…
– Исполать, – ровно улыбнулась Софи. – А я теперь, пожалуй, поеду…
– Куда?! – мигом всполошилась Дуня. – Куда ты поедешь?! Ночь! Оставайся здесь и… я не хотела, Софи, но… ты все равно понять не сумеешь… Останься же!
– Погоди, Дуня, не суетись! – Софи говорила спокойно и холодно. Как будто ледяным ветром повеяло в жарко натопленной комнате. – Я нынче Элен обещала с ней поболтать, но уехала с тобой. Ничего, между прочим, ей не объяснив. Сейчас возьму извозчика и поеду к ней, утешать… Изволь. Твои дела и планы до меня, действительно, не касаются…
– Софи! – Дуня поняла, что ее бросают, и торопилась встрять, пока окончательных слов еще не было сказано. Слезы страха и отчаяния выступили у нее на глазах. Как же она будет без Софи?! – Погоди! Постой! Останься! Я тебе все объясню! Коли он тебе безразличен совершенно…
– Милая Дуня! – видно было, что Софи едва сдерживает себя, но причину этого Дуня угадать не могла. – Я сейчас не расположена больше о Туманове говорить. Ежели ты захочешь, то мы потом к этой теме вернемся… Сейчас же я уйду, но это вовсе не тебе в укор, а только долженствование мое перед Элен… Не провожай меня и не волнуйся…
Из всей реплики взволнованная Дуня поняла только то, что будут еще встречи и разговоры, а, значит, ее не бросают окончательно.
– До свидания, Софи, – пробормотала она. – Спасибо тебе.
– До свидания, дорогая, – ответила Софи, ослепительно и неуместно улыбаясь. Как будто она стояла теперь не в бедной и низенькой гостиной дома Водовозовых, а в роскошной бальной зале, освещенной сотней ламп. Дуня даже зажмурилась от ее улыбки.
Ночью огороженная прутьями майна была освещена по углам фонарями, чтоб предупредить неосторожных возчиков и пешеходов. Поодаль от нее, на жестяном противне на льду горел костер. Отсветы от пламени костра и колеблющихся на ветру фонарей забирались вглубь уже вытащенных из проруби и поставленных на попа «кабанов», создавая в них и окрест столь причудливую и богатую игру света, что взгляд, упав на нее, невольно завораживался и тонул, не в силах оторваться.
