— Не надо, дядько Григорий, за меня воевать! Я ни у кого ничего не прошу и ни на кого не в обиде! Что заработаю — то и мое… Как ты говоришь, чужих девок я тоже не тискаю!
— Гляди, Андрюха, какой хитрун — со всех сторон закрылся: я — не я, и лошадь не моя, и я — не извозчик!.. Ox уж эти хохлы упрямые! Заберут что себе в голову — хоть кол на ней теши!
— А сам-то ты хто?
— Кто-кто… все же казаки, я тебе скажу, не такие отсталые!
— Слухай, Грицко, а мабуть хлопчик саме то, шо мы шукаем? На хуторе его не бачылы…
— Посмотри, какой он тощий. Может, больной?
— Сам ты больной! — огрызнулся Ян.
— Ось, вин каже — здоровый. А мы ему ще бумагу дадим, шо у его туберкулез…
Яну наконец надоело, что в его присутствии казаки говорят о своих видах на него, будто его самого это не касается или он уже дал на все согласие. Будто он принадлежит им, как какая-нибудь вещь!
— Ладно, дядьки, вы тут промеж собой поговорите, а я пошел!
— Куда это ты пошел? Сиди и молчи, когда старшие говорят… Туберкулез, говоришь? Молодец, Андрюха, его и мобилизовывать не станут, и репрессии применять не будут… Одно слово, больной. И ничей!
— Я тороплюсь, спасибо, что подвезли! — ещё раз попытался вывернуться Ян, чувствуя смутное беспокойство от этих разговоров.
— Не бойся, хлопчик! — стукнул его по колену Григорий. — Еще спасибо скажешь, что нас встретил! Екатеринодар-то, куда ты так торопишься, второй раз из рук в руки переходит. Там такая мясорубка — трупы с улиц не успевают убирать! Не одни к стенке поставят, так другие… А мы тебя в тихое место определим, где тебя и кормить, и поить станут, и краля рядом будет такая глаз не оторвать!
Внезапно из добродушного его тон стал угрожающим:
— Смотри у меня, только попробуй к ней сунуться!
И поднес к носу Яна огромный кулак.
— Ты, Грицко, то лаской, то таской… — Андрюха поцокал языком. — Зовсим залякал!
— Извини, хлопчик, не удержался! Для кого — краля, а для меня сестренка младшая… Одним словом, мы хотим предложить тебе работу!
Они замолчали. Может, ждали, что Ян к ним с благодарностями кинется? Но те дни и недели, что он провел вдали от своего хутора, среди незнакомых людей и неожиданных событий, приучили его к осторожности. Он подумал и спокойно спросил:
— А что это будет за работа?
— Для начала — смотреть и запоминать.
— И все?!.. Только за это меня станут кормить и поить?
— За это тебе ещё и платить будут!
Ян вдруг заметил, что простоватый, сельского вида парень Андрюха уже не балакает, а разговаривает "городским" грамотным языком. Оба казака подобрались, посерьезнели и даже посуровели.
— А вы кто такие? — робко спросил юноша; не то чтобы он их боялся, а как-то неожиданно для себя почувствовал к ним уважение и уже знал, что на их предложение он согласится.
— Вопрос правильный, — сказал казак по имени Григорий. — А ты, значит, и не за белых, и не за красных?.. Не беспокойся, с нами ты можешь говорить откровенно!
— Я думаю… — начал Ян и осекся: все ж таки незнакомые люди…
С некоторых пор, встречаясь с человеком впервые, Ян стал слушать свой внутренний голос, который проявил странную способность; незримые внешние ощущения стали превращаться внутри в ощущения физические. Например, при встрече с Черным Пашой он ощутил в себе легкое покалывание — как сигнал "берегись!" Сейчас "я" его как бы поглаживало: "успокойся!" И Ян решился.
— Я думаю — белые, красные — это все пройдет. Один человек отличается от другого добротой, а не цветом мысли. А ещё мне не нравится, как легко отнимают у человека жизнь… Разве не один бог, который нам её дал, может ею и распоряжаться?
— Вот тебе и сельский хлопец! — радостно воскликнул Андрюха. — Это уже, мой друг, мировая фолософия! Действительно, жизнь человека — ценность, которой могут распоряжаться лишь бог и сам человек!.. К сожалению, таких разумных людей в России раз-два и обчелся. Кровь бросилась в голову! Сменяются правители — один другого кровожадней! "На белый террор ответим красным террором!" "Око за око, зуб за зуб!" А есть ещё кровожадные бандиты рангом помельче: ни за белых, ни за красных — бьют и тех, и других, как бешеные псы… Страшно?
— Страшно, — дрогнув, сказал Ян.
— Вот потому и должны быть в мире люди в противовес волкам. Они не приемлют лозунга: "Все пути хороши, если они ведут к цели!" К достойной жизни нужно идти лишь достойным путем. Согласен?
— Согласен.
— Для начала этого хватит. Главное, что мы — единомышленники!
Телега повернула на одну из проселочных дорог, и пейзаж вокруг понемногу стал меняться. То там, то здесь окрестные станицы начали взбираться на пригорки, а дорога, по которой они ехали, устремилась навстречу цепи синеющих вдали гор. Оттуда уже тянуло прохладой, и Ян мысленно похвалил себя за то, что, увязывая в дорогу свой нехитрый скарб, прихватил и полушубок.
Лошади, должно быть, почувствовали близость дома, прибавили шагу, и телега бодро застучала колесами. Андрюха было заикнулся спросить что-то, но Грицко остановил его.
— Погодь! До дому доберемся, сядем за стол, а тогда и поговорим.
Ян расслабился, чего давно уже не мог себе позволить: лег на спину, положил руки под голову и стал смотреть на облака, плывущие к горам. Смотрел и думал: "Красивая все же земля — Кубань, почти такая же красивая, как Украина!.."
Наверное, под мысли об Украине Янек и задремал, потому не заметил, как телега въехала в одинокий хутор и лошади подкатили её к старому, но добротному дому. Видно, жил здесь когда-то выходец из страны лесов, вот и завез бревна для родного сердцу сруба. На Кубани так не строят. Кубань это хаты-мазанки, снаружи побеленные, из самана или турлучные — на какой материал у хозяина средств хватило. А у хозяев побогаче дома каменные, кирпичные…
На крыльце дома их встретила невысокая девушка, похожая на подростка, с задорным веснушчатым лицом. В простеньком платке, повязанном низко на глаза, в потертой безрукавке — этакая невидная сельская дивчинка. Она молча посторонилась, пропуская их в хату, только на мгновение молча прильнула к брату. Ян посмеялся про себя выражению Григория про то, какая она краля! Или, может, здесь есть другая краля? Ян сложил на лавку свои вещи, повернулся и обмер. Посреди хаты тонкой березкой стояла юная красавица которая успела снять и платок и потертую безрукавку. Толстая русая коса, скрываемая платком, змеилась теперь по высокой груди и падала на гибкую талию. Глаза, прежде прикрытые пушистыми ресницами, распахнулись, открыв Яну два прозрачных озера хрустальной синевы, и исчезли куда-то прежние веснушки…
