Когда Зенон согласно кивнул, Ипатий стал просить брата похлопотать при дворе о его друге, херсоните Прокле.
Море искрилось в солнечном свете. Большая хеландия,[43] разрезая узким носом волны Понта Эвксинского, шла на всех парусах вдоль малоазийского берега Византии.
Пригнувшись при выходе из низкой кормовой надстройки, Светорада невольно прикрыла рукой глаза от слепящего солнечного света. Только через миг она разглядела беседующего с капитаном Ипатия. У того был встревоженный вид. Он не зря зафрахтовал для переезда столь мощный корабль – слухи о волнениях в связи с мятежом Андроника Дуки беспокоили многих, ибо никто не знал, что может случиться в ближайшее время.
Светорада увидела под палубой слаженно налегавших на весла гребцов, сильные спины которых лоснились от пота. Но, тем не менее, многие из них подняли головы, заметив наверху нарядную молодую женщину в светлом, по восточной моде, тюрбане и разлетавшейся на ветру ярко– голубой легкой накидке. Лицо Светорады до самых глаз было прикрыто полупрозрачной вуалью, причем не столько от скромности – когда это красавица княжна смущалась мужских взглядов? – сколько для того, чтобы горячее солнце не сожгло кожу. Ей бы не хотелось приехать в столицу мира Константинополь загорелой, как какая– нибудь собирательница винограда.
Стоя у борта корабля, она вглядывалась в проплывавшие мимо них берега. Песчаные отмели у воды казались на солнце почти белыми. Мощные сторожевые башни из камня венчали округлые возвышенности.
К ней подошел Ипатий.
– На море все спокойно, душа моя, и вскоре мы войдем в воды Босфора. С Божьей помощью наше плавание пройдет спокойно.
Однако Ипатий все равно выглядел удрученным.
– Ты думаешь, что мятеж этого Дуки и впрямь может привести к волнениям?
Ипатий кивнул.
– Я знавал этого Андроника Дуку. Очень умный, жесткий и властный человек. Он и с базилевсом держался, как с низшим, хотя, что там говорить, император Лев порой словно напрашивается, чтобы с ним вели себя дерзко, – столько в нем неуверенности, некоего смущения, как будто вся империя держится не на его плечах, а он сам случайно оказался на троне. Из– за его робости им и помыкают все, кому угодно: то бывший тесть Заутца, то главный евнух Самона, то патриарх Николай. Вот Андроник, более способный, смелый и решительный, и возмечтал добиться трона.
– А такое возможно?
Ипатий хмыкнул.
– Такое в Византии не диво. Скажу тебе, что даже отец нынешнего императора пришел к власти, свергнув и убив своего предшественника Михаила Пьяницу.[44]
Светорада усмехнулась. Надо же, какое прозвище было у императора! Нынешний правитель Лев льстиво зовется Мудрым или Философом из– за своей учености. И все же он опасается за свой трон. А вот на Руси над всеми князьями стоит Олег по прозвищу Вещий. И хотя у Светорады остались о нем не самые приятные воспоминания, она ощутила гордость, оттого что Олег в далекой Скифии непреложный правитель. Взяв в свои умелые руки власть после смерти Рюрика, он расширил и укрепил Русь, да и вообще, правит так, что даже Игорь, сын и наследник Рюрика, не смеет противостоять ему.
В Византии же… Она молча выслушала рассказ Ипатия о том, как произошло убийство Михаила. Ипатий говорил с ней по– русски – не только потому, что не хотел, чтобы их поняли другие, но и чтобы Светораде было приятно. К тому же она – некогда легкомысленная девушка, а ныне подруга и советчица – была не из тех женщин, с которыми можно говорить лишь о нарядах, сплетнях или кухне (правда, что касается последнего, то Светорада была почти поэтом – так порой говаривал Ипатий). Светорада многое понимала из того, что происходило в Византии, вникала во все дела Ипатия. Он даже поведал ей, что когда фрахтовал в Ираклии корабль для переезда, то встретился там с самбазилевсом[45] Александром. Высокородный кесарь принял Ипатия, но держался с ним холодно и жестко. Среди окружавших самбазилевса патрикиев Ипатий видел своего сына Варду. Ипатий сразу понял, что Варда в милости у кесаря, поскольку тот улыбался молодому воину, брал его под руку, выражая свое благоволение. Ну а Варда, непримиримый к отцу, явно настроил Александра против своего родителя, что было весьма прискорбно.
Тем не менее Светорада уловила в голосе Ипатия и некую гордость. Сын все же… Хоть и непокорный.
– А Варда похож на тебя? – спросила княжна.
Ипатий потер щеку, заросшую седой щетиной. Перед возвращением в Константинополь он решил отпустить бороду, так как большинство ромеев, стремясь походить на своего правителя Льва, отказались от моды гладко брить лица. Однако Светорада находила, что Ипатию это не идет, – слишком уж старит его. Но сказать ему об этом не решилась.
– Варда стал очень хорош собой, – произнес патрикий опять– таки с гордостью. – Воинская служба явно пошла ему на пользу. Плечистый, сильный, он похож на греческое божество, как их изображают в статуях. А похож ли он на меня?.. Нет, пожалуй. По крайней мере у него такие же светлые глаза, как и у Хионии.
Светорада вдруг ощутила, как несколько раз гулко ударило сердце. И мелькнула догадка: а не ее ли это Тритон?..
Задумавшись, она отошла от Ипатия, смотрела на море. Нет, не может быть, чтобы ее случайный любовник оказался сыном Ипатия, судьба не должна так шутить с ней. Они никогда не виделись с Вардой, но княжна была наслышана, как грубо и непочтительно он отзывается о сожительнице отца. А тот, из моря, был так ласков… Нет и нет – она не желала верить, что хамоватый Варда и ее ласковый любовник одно и то же лицо!
Светорада вспомнила, как еще несколько раз ездила купаться на морское побережье под скалами у Пантелеймоновского монастыря. И каждый раз Тритон поджидал ее там. Они плавали в волнах, дурачились, смеялись, целовались, предавались любви… Ах, как это было похоже на любовь… Их безудержная, сводящая с ума страсть… Тритон, очень умелый любовник, обладал неистощимой фантазией, он был ласковым и неутомимым. Что он вытворял с ней! И какое это было восхитительное бесстыдное безумие!.. Тритон всегда говорил, что его наяда дарит ему почти забытые ощущения желания и нежности. Но кроме как о своей страсти, они ни о чем больше не говорили, словно понимали, что это может разрушить дивное очарование их свиданий. И хотя Светораде было любопытно узнать, кто ее таинственный любовник, сам Тритон как будто стремился остаться неузнанным.
– Пусть я буду для тебя просто подарком моря, – сказал он в их последнюю встречу.
Последнюю… Ибо когда Светорада в очередной раз приехала к морю, Тритон не явился на свидание… Она и не ожидала, что это настолько расстроит ее. Поэтому приходила в условленное место еще несколько раз, ждала, всматривалась в скалистое побережье. Ей было обидно, что любовник оставил ее… иначе это и не назовешь. Его неожиданное исчезновение задевало самолюбие признанной красавицы и привносило в ее жизнь некий отголосок одиночества. Неужели чуда больше не повторится и ее негаданная тайная любовь уже в прошлом? Когда она в последний раз ждала Тритона на их месте, то оставалась у моря так долго, что взволнованная Дорофея послала на ее поиски Силу. Раб– древлянин, обнаружив одиноко сидевшую у моря Светораду, сказал:
