Последнюю… Ибо когда Светорада в очередной раз приехала к морю, Тритон не явился на свидание… Она и не ожидала, что это настолько расстроит ее. Поэтому приходила в условленное место еще несколько раз, ждала, всматривалась в скалистое побережье. Ей было обидно, что любовник оставил ее… иначе это и не назовешь. Его неожиданное исчезновение задевало самолюбие признанной красавицы и привносило в ее жизнь некий отголосок одиночества. Неужели чуда больше не повторится и ее негаданная тайная любовь уже в прошлом? Когда она в последний раз ждала Тритона на их месте, то оставалась у моря так долго, что взволнованная Дорофея послала на ее поиски Силу. Раб– древлянин, обнаружив одиноко сидевшую у моря Светораду, сказал:
– Всему однажды приходит конец.
И княжна уловила в его серых глазах явное сочувствие.
Больше она купаться не ездила. Сперва обида на Тритона не пускала, а потом хлопоты, связанные с переездом в Константинополь. Тем не менее о Тритоне она думала чаще, чем ей хотелось бы. Их отношения напоминали княжне зарождение любви… Такой любви, от которой бьется сердце, путаются мысли, тысячи желаний и волнений переполняют душу. С Ипатием она жила в довольстве и покое – вполне достаточно, чтобы не вспоминать о страстях. Но вот поди ж ты… Вновь захотелось чего– то сладкого, запретного. Как в юности, когда она была совсем девчонкой и посмела влюбиться в того, кто не был ей предназначен.
От мыслей и воспоминаний Светораду отвлекли громкие команды капитана. Громче ударили в било, задавая ритм гребцам, а тяжелые весла, поднявшись с одной стороны, с другой глубже ушли в воду, разворачивая корабль. Понт Эвксинский остался позади, синий и огромный; волны переливались вокруг, ни на миг не оставаясь без движения; вдоль бортов мелькали мокрые спины играющих дельфинов. Кормчие, не отрывая глаз от видневшейся между зелеными берегами протоки, сильно налегали на рулевое весло, направляя мощную хеландию в Босфорский пролив.
– Радуйтесь, Бог посылает нам попутный ветер! – воскликнул капитан.
Как всегда, в этом месте на корабль налетели чайки, крикливые, требовательные. Ипатий передал Светораде поднос с мелко нарезанными кусочками хлеба, и она стала кидать их прожорливым птицам. Чайки пикировали и ловили подачку прямо на лету, подбирали упавшие крошки с поверхности воды, зависали над палубой в ожидании очередной порции.
Светорада смеялась, а Ипатий неожиданно вспомнил, как любит это развлечение Глеб. Светорада промолчала. Именно Ипатию принадлежала идея оставить Глеба в поместье.
– Еще неясно, как у нас все сложится в Константинополе, – пояснял он, уговаривая возлюбленную не брать с собой сына. – Удержусь ли я на службе, ждет ли меня опала? В Палатии это всегда так неожиданно. А в Оливии Глеб под защитой, да и для его здоровья лучше побыть там до октября. Вспомни, как помогло ему пребывание в провинции в прошлом году. К тому же приглядывать за ним будут авва Симватий и наш верный управитель Роман.
Светорада уступила. Правда, ее все– таки тревожила мысль, что ребенок столько времени будет проводить со священником. И хотя Светорада понимала, что Глеб в том возрасте, когда мальчиков полагается освобождать из– под женской опеки и передавать на воспитание мужчинам, ей не хотелось, чтобы наставниками сына стали монахи. Уезжая, Светорада дала строжайшие указания управляющему Роману, чтобы тот проследил, дабы ее мальчик чаще оставался в Оливии, играл с местными детишками, больше отдыхал и резвился на воздухе, а не ходил по поводу и без повода в монастырь.
Светорада вздохнула при мысли, что долго еще не увидит своего малыша. Сына Ольги и Игоря, которого она назвала своим. И еще Светорада подумала, как бы сложилась судьба мальчика, если бы он остался с родителями, которые теперь составляли супружескую пару. Во всяком случае он мог стать законным наследником Руси. Теперь же Глеб для них безвозвратно утерян.
Вверху захлопал надуваемый ветром парус. Темно– синие волны Босфора вспенивались белыми гребешками, по обе стороны пролива зеленели холмистые берега, на которых виднелись окруженные каменными оградами виллы знати, похожие на крепости, и деревянные стены крестьянских домов. Хвойные деревья и светлые строения придавали берегам удивительную живописность. А впереди уже сверкало на солнце Мраморное море – Пропонтида.
Царьград, словно некое дивное видение, возвышался на высоком длинном берегу, вырисовываясь на фоне солнечного неба причудливыми куполами и башнями. Стены, окружавшие город со всех сторон и проходившие над водами моря, высокие и толстые, зубчатые и неприступные, представляли собой самое надежное защитное сооружение. Но все же более всего притягивал взгляд огромный купол с крестом в вышине. Святая София! Храм, в котором Светорада впервые ощутила величие и мощь великого Бога христиан!
По мере приближения к Константинополю движение по Босфору становилось все оживленнее: мимо проплывали мощные военные дромоны и хеландии, проносились под склоненными парусами быстроходные галеи,[46] скользили мелкие рыбацкие лодки. Большие корабли, проходившие мимо, были нагружены мраморными глыбами, жалобно блеявшим скотом, а также тюками товаров, амфорами и пифосами с зерном, винами, благовониями. С каких только концов света не приплывали сюда корабли, обогащая столицу мира – Царьград, как называли этот город на Руси, богохранимый Константинополь, «золотой мост» между Европой и Азией. Из Африки привозили слоновую кость, раковины– жемчужницы, золотой песок и белые алмазы, не слишком красивые, но совершенно необходимые для огранки драгоценностей. Из западных стран доставляли вино, олово, древесину, из Греции – шерсть и великолепных, спокойных, как изваяния, волов. Из Таврики в Константинополь шли корабли с кожами, вином, солью и соленой рыбой, из Хазарии привозили быстроногих коней, а из Скифии, то есть Руси, – меха, мед, янтарь и рабов… Приплывали из дальних пределов Индии корабли с серебром, металлами и драгоценными каменьями, из страны Синов[47] – с великолепным железом и великолепными же тканями. Персия продавала тут сладкие и острые пряности, благовония, а иные азиатские государства поставляли зерно, мыло, фрукты, лен– сырец и тоже рабов…
Надо отметить, что значительная часть товаров поступала в Византию в виде сырья, которое местные умельцы превращали в изумительные товары: украшения, ковры, ткани, мебель и… великолепные дворцы. Предметы роскоши, изготовляемые в мастерских Константинополя, пользовались популярностью не только в самой Византии, но и во всем мире. И Царьград – столица мира, как о нем говорили, – богател и рос на торговле, становился законодателем мод, образцом для подражания, славился во всех пределах. Этот город был окружен завистниками и врагами, но смотрел на них как бы свысока, ибо ромеи считали, что только они одни находятся под особым покровительством Бога. Они – истинная цивилизация, сохранившая блистательную культуру греко– римского мира, а все остальные – варвары. И мир за пределами Византии – варварский.
