Скамейка находилась достаточно далеко от прочих, где сидели другие пары, поэтому герцог и Сесили могли говорить спокойно без опасения быть услышанными. Но Сесили все равно волновалась уже от одного того, что опирается на руку такого красивого мужчины. Она слышала, как ее платье шуршит о его бриджи, чувствовала сквозь перчатку тепло его руки, и все это вместе действовало на нее опьяняюще. Было очень легко представить, что они оказались здесь вместе, потому что нравятся друг другу, а вовсе не потому, что герцог подозревает ее отца причастным к исчезновению своего брата. Эта мысль рассеивала все иллюзии относительно их отношений, которые могли возникнуть у Сесили. Она заговорила первой:
— Чему обязана столь великой честью дочь человека, которого вы считаете виновным в пропаже вашего брата?
Сесили посмотрела на Уинтерсона, проверяя его реакцию, и с удовлетворением отметила, что тот поморщился. «Что ж, — подумала она, — пусть услышит собственные слова со стороны и поймет, как глупо они звучат». Однако когда герцог заговорил, его голос звучал настолько же спокойно, насколько она сама была взволнованна.
— Я знаю, у вас не раз бывали конфликты с отцом из-за того, что он не одобрял ваши ученые занятия. Поэтому вы не должны удивляться, что кто-то может разделять ваше дурное мнение о лорде Херстоне.
Сесили убрала руку из его руки и повернулась к нему лицом. Гнев дал ей силы говорить ледяным тоном, хотя внутри она вся кипела.
— Я не спорю, ваша светлость, мне часто бывало нелегко с отцом, но наши отношения касаются только членов семьи. Если вы привели меня сюда, чтобы читать лекцию о том, какой моральный ущерб нанес вам мой отец, то потрудитесь поискать другого слушателя. — Сесили отвернулась от него, ей хотелось закончить свою речь, не глядя ему в глаза. — Кроме того, вы хотите знать, известно ли мне что-нибудь о судьбе вашего брата. На это я могу вам прямо сказать — абсолютно ничего. Как вы сами упомянули, мои отношения с отцом не всегда безоблачны. Он никогда не посвящал меня в подробности своих экспедиций и отказывался брать меня с собой. Но из-за его нынешней болезни он совсем не может разговаривать. Поэтому для меня исчезновение сэра Уильяма такая же загадка, как, полагаю, и для вас.
Сесили заметила, что при упоминании об Уильяме герцог напрягся. А когда она пояснила, что ей известно не больше его, он вздохнул с досадой. Представив, как, должно быть, тяжело оставаться в неведении относительно того, что случилось с близким человеком, она прониклась сочувствием к сэру Уильяму Далтону. По крайней мере, ее отец дома, рядом с ним Вайолет и она, родная дочь. Если мистер Далтон погиб… это было бы невыносимо.
Уинтерсон отстранился и усадил ее на скамью, потом, опираясь на трость, сел сам.
— Благодарю за искренность, мисс Херстон.
Их взгляды встретились, и Сесили впервые заметила тонкую сеточку морщин вокруг его голубых глаз и горькую складку у губ. Вспомнив его попытки очаровать ее сегодня утром, она подумала, что, вероятно, это признак веселого характера, хотя герцог Уинтерсон вряд ли часто смеется, с тех пор как его брат исчез.
— У вас, наверное, нет доступа к бумагам отца, касающимся этой поездки?
— К сожалению, нет. — Сесили было жаль снова обмануть его надежды. — Именно за ними я и отправилась сегодня в Египетский клуб.
— А! — В этот короткий звук Уинтерсон сумел вложить больше чувств, чем было возможно. — Я появился позже и не понял, зачем вы так рьяно пытались попасть туда. — Он усмехнулся. — Но момент, когда вы в досаде пинали дверь, я застал.
Сесили почувствовала, что краснеет, и потупилась.
— Это был не лучший мой момент. — Но чувство юмора все же возобладало над смущением, и она добавила: — В свое оправдание могу сказать, что это была в высшей степени упрямая дверь.
Их глаза снова ненадолго встретились. Сесили ощутила, что под пристальным взглядом его голубых глаз у нее учащается дыхание.
— Я это подозревал, — сказал Уинтерсон самым серьезным тоном, поднимая бровь. — У нее был именно такой вид.
Шутка прозвучала так неожиданно, что Сесили невольно рассмеялась, и ее смех пробил пелену серьезности, которая их окутывала. Уинтерсон тоже засмеялся, и в этой вспышке общего веселья была на несколько мгновений забыта и болезнь лорда Херстона, и исчезновение сэра Уильяма. Словно давние друзья, они сидели рядом и улыбались. Наконец Уинтерсон заговорил:
— Чем вызвано ваше сегодняшнее преображение?
Он окинул жестом платье и прическу Сесили.
Сесили ожидала чего угодно, только не подобного вопроса. Она так долго готовилась к этому разговору, что ей даже в голову не приходило, что он вообще заметит ее новое платье и новую прическу. Вообще-то не совсем так. Порой, размечтавшись, она представляла, что он увидит ее в новом обличье, более красивую, и признается в вечной любви. Его светлость герцог Уинтерсон встанет перед мисс Сесили Херстон на колени, а она оттолкнет его протянутые в мольбе руки. Нет, нельзя поддаваться минутной слабости. Решив не поднимать ажиотаж вокруг своего превращения, Сесили чопорно сказала:
— Право, не знаю, что вы имеете в виду.
Для порядка она на всякий случай еще улыбнулась, похлопала ресницами и склонила голову набок.
Герцог Уинтерсон озабоченно нахмурился:
— Вам что-то в глаз попало?
Сесили была готова поспорить на что угодно, что Амелию никогда не спрашивали, не заболела ли у нее шея или не попала ли ей в глаз соринка.
— Нет!
По-видимому, Уинтерсон принял ее отрывистый ответ за чистую монету и продолжил донимать вопросами:
— Полно, мисс Херстон, пусть я не умею переводить тексты с полудюжины языков, но я не простофиля. Я способен увидеть различие между платьем, которое сшито для удобства, и тем, которое предназначено соблазнять. И платье, которое сейчас на вас, определенно относится к последней категории.
«Соблазнять?»
— Если вы хотите сказать, что наша встреча на Брутон-стрит побудила меня помчаться домой ради новой прически и модного платья…
— Успокойтесь, мисс Херстон! — Он поднял руки, словно сдаваясь. — Я вовсе не это имел в виду.
Сесили всмотрелась в лицо его светлости с подозрением. Она не совсем понимала, как вести себя с Уинтерсоном, настроенным примирительно. До эпизода с шуткой про «упрямую» дверь ей было намного проще иметь с ним дело. А когда он вел себя любезно, было слишком трудно не заметить, какие голубые у него глаза и как приятно от него пахнет чем-то похожим на сандаловое дерево. По-видимому, герцог почувствовал, что ей неловко, потому что добавил:
— Правда, я совсем не хотел вас обидеть, мисс Херстон.
