— Будь тысячу раз прокляты и мост, и Филипп Капет вместе с ним, — в отчаянье крикнул он приблизившемуся к нему Рейнеру. — Знаешь, какую помощь предложил мне жирный Филипп? Никакой. «Я уверен, что вы согласитесь со мной, — сказал он, передразнивая фальцет Филиппа. — Какой смысл держать обе армии в Лионе из-за случившейся беды?» Завтра он отправляется в Геную, если еще чего-нибудь не произойдет!
И он ударил кулаком в раскрытую ладонь другой руки. Для анжуйца он вел себя очень сдержанно, можно сказать и глазом не повел. Рассказывают, что его отец Генрих II в гневе жевал солому, катался по земле и вообще делал Бог знает что. Не надо забывать, что Плантагенеты вели свой род от ведьмы Мелузины.
— Представляю, какой для вас удар — не получить помощи от союзника, — осторожно заметил Рейнер, зная характер Плантагенета.
— «Удар» не совсем то слово, — скривившись, отозвался Ричард, но зажегшиеся в его глазах огоньки говорили, что скоро он обратит свою энергию на пользу дела, вместо того чтобы растрачивать ее впустую на вопли и угрозы. — Ничего у меня союзничек, а Рейнер? Не знаю прямо, кого больше бояться, Саладина[2] или его?
— Думаю, вы не боитесь ни того ни другого. Рейнер не льстил Плантагенету, он сказал правду, но все равно сделал ему приятное.
— Правильно. Наш поход был бы гораздо удачнее, если бы Филипп вернулся домой и оставил мне своих крестоносцев. Правда, тогда мне, наверное, пришлось бы беспокоиться за мои земли, так что лучше уж пусть он будет на глазах. Вы проследили, чтобы вашего «жаворонка» просушили и уложили в постель?
Рейнер было растерялся, потому что никак не ожидал, что король не упустил и такую мелочь на фоне гораздо более трагических событий, однако быстро пришел в себя и ответил с улыбкой:
— О да, милорд.
— Само провидение послало вас и вашего пса спасать сестру Филиппа. Может, таким образом оно хотело расплатиться за Ал ее, — сказал король, имея в виду другую сестру Филиппа, на которой Ричард отказывался жениться. — Ты увлечен этой слепой девушкой, да? Наконец-то нашел такую, что не испугалась твоего уродства?
Рейнер не обиделся на его шутки, потому что Ричард и раньше прохаживался по поводу его привлекательности и для служаночек, и для знатных замужних дам.
— Она мне нравится, — не стал он скрывать и с сожалением пожал плечами. — Но, боюсь, эта дама не для меня. Она ждет не дождется, когда ее отпустят в монастырь.
— Хм! Ладно, у тебя еще много времени, может, она переменит свое решение, — сказал Ричард, вновь поворачиваясь к реке, однако Рейнер успел заметить, как изменилось его лицо. Неужели он огорчился? Тем не менее голос у него был все такой же веселый, когда он заговорил опять. — А где твой героический пес? Кажется, мне пора произвести его в рыцари?
Не исключено, что Ричард так и поступил бы.
— К сожалению, придется отложить это до Сицилии, ваша милость. Зевс решил остаться с леди Алуетт.
— Черт! Уже интересно!
Ричард игриво ткнул Рейнера в бок и погрузился в решение какой-то сложной задачи.
В конце концов Ричард принял предложение Рейнера соединить вместе все лодки, которые только найдутся в Лионе, и с помощью местных мастеров соорудить из них несколько переправ через реку. Таким образом вся английская армия перешла Рону, что заняло гораздо меньше времени, чем если бы ее перевозили на лодках. И все равно они задержались на три драгоценных дня.
Коль жадным ты меня зовешь,
Когда тоскую по любимой,
То знай, что вовсе ты не лжешь,
Нет счастья порозну с любимой…
Алуетт сидела в одиночестве на носу большой галеры и, тихонько перебирая струны лютни, пела простенькую любовную песню, сочиненную каким-то крестоносцем. Все остальные сгрудились на корме, глядя, как удаляется Генуя, и радуясь, что наступил последний этап пути. Больше месяца прошло с тех пор, как они покинули Лион, держа путь в итальянский порт, где Филипп собирался нанять корабли, чтобы плыть в Сицилию, а потом в Палестину.
В Генуе они потеряли почти неделю, пока искали корабли и Филипп оправлялся от какой-то неведомой болезни. Алуетт, правда, иногда приходило в голову, что болезнь Филиппа связана с его страхом перед морскими путешествиями, о котором всем было известно. В конце концов Филипп объявил, что готов к отплытию, вероятно подбодренный коротким визитом короля Ричарда, который шел со своей армией по берегу и случайно узнал о болезни Филиппа.
Устроили прием в честь Ричарда, и хотя Алуетт не рассчитывала, что он будет тянуться вечность, но и даже самой короткой встречи ждала с большим нетерпением. Она должна показать сэру Рейнеру, что владеет своими чувствами. Укажет ему на разделяющее их расстояние, но все же постарается быть любезной. Она заставит его забыть о легкомысленной девчонке, потерявшей рядом с ним голову.
Алуетт хотела быть такой же спокойной и умиротворенной, как гипсовая Мадонна в генуэзской церкви, куда она приходила молиться. Гладя ее своими чуткими пальцами, когда оставалась одна в церкви, Алуетт хотела узнать тайну Мариинова покоя.
Однако все ее приготовления оказались напрасными, и ей не пришлось продемонстрировать Рейнеру вновь обретенное спокойствие, потому что он не приехал с Ричардом. Об этом ей сказало поведение Зевса, лежавшего у ее ног, когда она готовилась ублажить слух обедавших приятной мелодией. Прежде чем коснуться струн лютни, она наклонилась погладить его. Уши у него стояли торчком, и весь он был напряжен, пока английский король усаживался за стол, но его хозяина не было среди трех рыцарей, сопровождавших короля. Если бы Рейнер де Уинслейд приехал, Зевс бросился бы к нему с радостным лаем.
Она пела, прославляя своими песнями рыцарей, любовь и крест, и потихоньку оживление сходило с ее лица. Почему он не приехал? Может, за прошедшие недели он научился видеть в ней женщину, готовящуюся к монастырской жизни, и решил, что она ему не подходит. Разве она не молилась об этом?
Ей понадобилось все ее самообладание, чтобы не спросить английского короля о Рейнере, когда он подошел похвалить ее пение и поздороваться с Зевсом. Однако гордыня победила, хотя это была горькая победа.
— Слушая вас вчера, я ожидал чего-нибудь более… Как бы это сказать… Воинственного перед отплытием, — произнес рядом с ней незнакомый голос.
Алуетт смутилась, потому что не слышала, как неизвестный оказался рядом с ней.
— Кто вы?
— Прошу прощения, леди Алуетт. Я — Фулк де Лангр, и я бы не подошел, если бы не заметил, как вы бледны. В такой прекрасный день! Не может быть, чтобы никто не сказал вам, как ярко сияет солнце и ветер резво гонит нас к Сицилии?
