Мара оказалась более восприимчивой к его теории, чем Фидлер смел надеяться.
– От всего этого у меня кружится голова, доктор Фидлер, – сказала она. – Хотя должна признаться, что я всегда чувствовала себя немного непохожей на других людей.
– В каком смысле непохожей?
Она рассмеялась, и в ее смехе звучала насмешка над собой.
– Не знаю, как точнее определить это, но мне казалось, что я – вроде ясновидящей, что обладаю вторым зрением, как выражалась моя бабушка.
Фидлер задумался.
– Ваша бабушка Мара Первая… – проговорил он наконец. – А она тоже обладала этой способностью – видеть то, что недоступно обычным людям?
– Да. И моя мать – тоже.
– Мара… Вы не возражаете, если я буду называть вас Марой?
– Конечно, нет. И даже хотела бы называть вас Максом.
– Отлично. Потому что нам предстоит стать близкими друзьями, пока мы не разрешим вашу маленькую проблему.
В ее глазах, которые сейчас казались скорее серыми, чем голубыми, промелькнула насмешка, смешанная с любопытством.
– Моя маленькая проблема? А что заставляет вас думать, что у меня и в самом деле есть проблемы? Мне тридцать девять лет, и я возглавляю компанию с многомиллиардным оборотом. А мой нездоровый интерес к предкам никогда не мешал мне успешно заниматься бизнесом. Это не мешало мне также ни в светской жизни, ни в любви. – Мара взглянула на Фидлера с озорной улыбкой.
К своему стыду, он почувствовал, что краснеет. И рассмеялся, тотчас же уловив фальшь в собственном смехе.
«Черт возьми, Макс! Ты ведешь себя как влюбленный подросток!»
Бесполезно было бы отрицать тот факт, что Мара Тэйт вызывала у него сильнейшее физическое влечение, большее, чем вызывала любая другая женщина, не исключая и его жену Рут. Фидлер попытался овладеть собой, не выходить за рамки профессиональной этики. Выпустив руку Мары, он поднялся со стула. Физический контакт с пациенткой теперь казался ему совершенно недопустимым и даже неприличным.
– Но ведь вы сами так сказали. Вы сами назвали свой интерес к предкам нездоровым. Хотя традициями Тэйтов можно гордиться. Немногие могут похвастать такими удачливыми и блестящими предками. Лично я очень интересуюсь историей вашей семьи.
Мара была польщена и не скрывала этого.
– В таком случае я дам вам прочитать кое-какие из моих книг о Тэйтах. О них написано много, начиная с Гвен и Дрю и с того времени, когда он и мальчики работали на угольных шахтах Кардиффа.
– Мне было бы очень интересно…
– Послушайте, сколько мне еще оставаться здесь?
– Я полагаю, что вы можете покинуть больницу в любой момент. Физически вы вполне здоровы.
– Значит, у меня только непорядок с головой, верно? – В ее интонациях появились резкие нотки.
Фидлер вздохнул.
– Как я уже сказал вам, Мара, у всех у нас свои странности. Вы должны считаться с неопровержимыми фактами, а именно: должны считаться с тем, что внезапно потеряли сознание. И находились в беспамятстве трое суток. И этот факт мы – особенно вы – не можем игнорировать. Подобное может повториться в случае сильного стресса, сами понимаете.
– Я всю жизнь живу в состоянии стресса. И мне нравится такое состояние. Мне просто необходимо напрягаться, чтобы решить очередную проблему.
– Пусть так, но ведь случается, что последняя капля переполняет чашу. Я очень вам советую, нет, умоляю вас: продолжайте лечиться у меня.
– И что это за лечение?
– Это методы, о которых я вам рассказал, – гипноз и возрастная регрессия. И знаете, я убежден: вам понравится лечение.
– Возвращение в прошлое, – сказала Мара, уже нашедшая определение методу Фидлера.
Она смотрела на собеседника, но не видела его: ее сознание заполнилось образами далекого прошлого.
– Ну что за черт? – пробормотала она наконец. – Ладно, я пойду вам навстречу, уважу вас, Макс. А теперь позовите сестру, чтобы вытащила эту проклятую иголку из моей руки. Пора выбираться отсюда!
Спускаясь по лестнице Павильона Харкнесса, поддерживаемая с обеих сторон Фидлером и Томкинсом – на случай, если бы у нее вдруг закружилась голова, – Мара подшучивала над собой:
– Боже! Я чувствую себя древней старухой!
– Ты три дня пролежала без движения, – напомнил Томкинс. – Тебе еще предстоит привыкнуть держаться на ногах. Эй! Такси! – Он остановил проезжавшее мимо такси.
– Хочу поехать в офис, – сказала Мара, устроившись на заднем сиденье.
– Ни в коем случае, – заявил Томкинс. – Тебе понадобится еще несколько дней, чтобы оправиться окончательно и набраться сил.
– На моем письменном столе наверняка громоздится гора бумаг. До потолка! И все это невозможно решить без меня.
– К черту! – с раздражением выпалил Томкинс. – Пора тебе умерить свое рвение и прервать гонку, которая продолжается, сколько я тебя знаю. Ты переоцениваешь свое… значение для мира, воображаешь, что солнце восходит и заходит по мановению твоей руки. У тебя типичный синдром, который называется «земля перестанет вертеться без меня». Послушай, Мара, «Т.И.И.» прекрасно существовала еще в те времена, когда ты носила подгузники, и будет процветать много лет после того, как ты ляжешь в могилу. Холмс, Касл и О’Тул уже очистили твой стол от бумаг. Ручаюсь!
Ей было неприятно это слышать.
– А теперь погоди-ка минутку, Лес… Кто дал им право…
– Ты! – перебил он. – Именно поэтому ты их наняла и платишь им баснословное жалованье. Черт возьми!.. По сравнению с деньгами, которые у тебя получает Уэнделл Холмс, жалованье президента Соединенных Штатов – просто смехотворная сумма.
– Президент Соединенных Штатов! – Она мгновенно все вспомнила. – Выборы! Джек, конечно, их выиграл.
– Выиграл, но до последнего утра, до среды, все висело на волоске. Кое-кто из твердолобых сторонников Никсона требовал, чтобы подсчет голосов был произведен заново… Кстати, тебе пришли телеграммы с пожеланиями здоровья от Джо Кеннеди и от президента.
Она хмыкнула:
– Президент! Подумать только! Следует привыкнуть к этому. Больше нет никакого Джека или Джонни. Мистер президент! А звучит приятно… – Она улыбнулась Фидлеру: – Ладно! Когда у нас следующий сеанс, мистер Мозгоправ?
Он уловил в ее интонациях провокационные нотки.
«О! Как бы мне хотелось уложить тебя на кушетку!»
Фидлер улыбнулся:
– Некоторое время я хотел бы видеть вас три раза в неделю. Можно начать послезавтра?
– Идет. Это будет вроде свидания. У меня или у вас?
И снова в ее голосе послышалось что-то похожее на намек.
– Лучше у меня. Там есть сестра, которая введет вам пентотал.
Мара смотрела на него так, будто все, что он говорил, очень ее забавляло.
