Разумеется, брат выглядел в ее глазах непривычно в ливрее и густо напудренном парике, прикрытом черной шляпой. И ливрея для него была слишком тесна.
— Это в тебе играет английская кровь, а также мешает твое британское телосложение, — дразнила его Иоланда. — Французы гораздо более миниатюрны, и все они темноволосы.
— Я догадался объяснить этот факт тем, что мы с тобой выходцы из Нормандии, потомки тех, кто когда-то завоевал эту гордую Британию. — Говоря это, Питер довольно ухмыльнулся. — И теперь все остальные слуги уже не рассуждают о твоей британской бледности.
Поначалу Иоланда возмутилась, а потом подумала, что брат ее, как всегда, прав. И со слугами незачем откровенничать, а наоборот, лучше громоздить одну ложь на другую.
У нее самой было дел невпроворот. Она с содроганием вспомнила то самое страшное утро, когда они покидали Кале, потому что ей пришлось упаковывать чемоданы, саквояжи и сундуки Габриэль Дюпре. Причем актриса распорядилась подготовиться к отъезду в очень ранний час.
Но потом госпожа чуть ли не дюжину раз меняла свои планы по поводу того, что она оденет в ближайший вечер к ужину, и Иоланда в отчаянии перекладывала наряды из одного сундука в другой. Из-за этого они, конечно, задержались, а Иоланда со страхом представляла, как герцог вскипает в ярости, потому что он не привык ждать. Об этом ей уже было хорошо известно.
Две служанки помогали ей, но она, наверное, полностью измоталась, прежде чем последняя шляпная коробка была погружена в карету.
Хоукинс с жалостью следил за этой процедурой и даже мягко упрекнул Иоланду:
— Мне жаль вас огорчить, но герцог явно будет недоволен.
Что могла Иоланда сказать в свое оправдание? Ей оставалось только промолчать, ей не хотелось вступать в спор с будущим своим спутником.
Хотя лошади взяли с места отличной рысью, Иоланда вскоре убедилась, что его светлость не так уж торопится достичь Парижа. Когда он и мадемуазель Дюпре сделали остановку для ленча, экипаж Иоланды и Хоукинса продолжил свой путь до того местечка, где хозяева собирались расположиться на ночь, чтобы все было распаковано и подготовлено к появлению господ в придорожной гостинице.
Вездесущий мистер Хартли был уже там, и, как оказалось, весь первый этаж был арендован для пребывания там герцога. Букеты цветов, расставленные в вазах, буквально заполнили спальню мадемуазель Дюпре, а также прилегающую гостиную, и даже комнатка, в которой Иоланде предстояло провести ночь, выглядела удивительно симпатично.
Ей очень хотелось обменяться хоть парой слов с Питером, но, пока герцог и его подруга не удалились на ужин, это было невозможно.
Наконец брат и сестра встретились, и он повел ее в столовую для прислуги, которая была не такой просторной, как в гостинице «Англетер». Тут было тесно и дымно, и их посадили за общий стол, где другие слуги герцога могли слышать их разговор, так что Иоланде пришлось запастись терпением.
Только по окончании ужина, когда Питер увел сестру во двор позади гостиницы, они смогли спокойно поговорить.
— С тобой все в порядке? — спросил он, перейдя на родной язык.
— Я чувствую себя так, словно меня переехала та самая четверка лошадей, что впряжена в карету, — призналась Иоланда. — Мадемуазель гоняет меня взад-вперед без устали. И все же я думаю, что она довольна тем, как я ей служу, ей просто не к чему придраться.
— Придется потерпеть, сестренка. Согласись, наше путешествие оказалось более комфортабельным, чем если бы мы путешествовали на почтовом дилижансе. Мои новые приятели-французы рассказывают, что ехать в их почтовых каретах — это значит рисковать расшибить себе затылки на каждом ухабе.
— Да, нам очень повезло, — согласилась Иоланда.
Брат посмотрел на нее с некоторым беспокойством.
— Скажи мне правду, герцог обратил на тебя внимание?
— Я даже не видела его, — беспечно отозвалась девушка.
Ей показалось, что Питер вздохнул с облегчением.
Проведя юность в деревенской глуши, Иоланда была настолько невинна и несведуща в любовных делах, что не имела представления, какие отношения могут связывать мужчину и женщину, как, например, герцога и Габриэль Дюпре.
Она слышала от Питера, что щеголи и разбогатевшие буржуа, вращающиеся в свете, проводят много времени с балетными танцовщицами из Ковент-Гардена, но ей казалось, что это происходит потому, что им просто нравится танцевать с изящными грациозными женщинами в Сент-Джеймском дворце или в бесчисленных танцевальных залах, которые, как она знала, распространились повсюду в Вест-Энде, районе Лондона, где настоящие джентльмены не считали приличным для себя появляться.
Поэтому Иоланде и в голову не приходило, что мадемуазель Дюпре — любовница герцога. Она предполагала, будто он дарит ей все эти великолепные драгоценности, которые сейчас были надежно упрятаны в шкатулку, лежащую перед ней на противоположном сиденье, только потому, что он покорен ее красотой, изяществом и артистическим талантом.
Однако накануне вечером она убедилась, что герцог был не единственным мужчиной, который одаривал Габриэль Дюпре ценными подарками.
Когда актриса выбирала, что ей надеть из многочисленных украшений для выхода к ужину, а Иоланда демонстрировала перед ней очередное неглиже, то у Габриэль возникли сомнения. Она никак не могла ни на чем остановить свой выбор: или отдать предпочтение бриллиантовому колье, или остановиться на великолепных крупных изумрудах.
— Изумруды, по-моему, будут превосходно гармонировать с цветом ваших волос и этим платьем, которое вы только что одели, госпожа, — осмелилась посоветовать Иоланда.
— Да, на этот раз ты права.
Габриэль Дюпре уже протянула руку за изумрудным ожерельем и вдруг подавленно вскрикнула:
— Нет-нет! Ни в коем случае не стоит надевать это ожерелье сегодня. Его подарил мне маркиз де Шалон, которого герцог на дух не переносит.
Ее алые губки расплылись в чуть заметной улыбке, и она тихо пробормотала:
— Я бы хотела заставить герцога ревновать, но только не к маркизу.
Теперь, бросив взгляд на обитую кожей шкатулку, которая маячила у нее перед глазами, в то время как карета, запряженная резвыми лошадьми, пожирала одну за другой мили дороги, оставляя за собой клубящуюся пыль, Иоланда невольно подсчитывала в уме, какое же состояние доверено ей на сохранение.
Несомненно, эти драгоценности можно оценить в баснословную сумму, и девушке было странно, что такая молодая особа, как Габриэль Дюпре, которой явно было не больше двадцати пяти лет, смогла заработать столько за недолгие годы выступления на сцене.
