— Проклятие!.. Что тут происходит, ради всего святого?!
— Мы внимательно слушаем вас, Юстас, — отозвался король и поднялся, отошел от Милдрэд.
В зале было немало присутствующих, но стояла полная тишина. Может, поэтому, когда Милдрэд рассмеялась, ее смех показался резким и наглым. И, все так же смеясь, она прошествовала через зал и вышла вон.
Рябое лицо Юстаса нервно подергивалось. Он посмотрел ей вслед, а затем бросил пронзительный взгляд на короля. Хорошо, что вмешался епископ Генри, велел принести карты, чтобы они могли обсудить диспозицию войск неприятеля. Стефан поддержал его и, казалось, почувствовал облегчение. Он подозвал Арундела, кликнул графов Бэдфорда и Линкольна, жестом велел приблизиться Хорсе. Юстас тоже подошел, взглянул на разложенные карты. Он уже взял себя в руки и мог говорить спокойно. Да, сейчас войска Плантагенета в центральной Англии, но вот тут, — он ткнул пальцем, — в землях короля, остается верный анжуйцам замок Уоллингфорд, который сейчас, по сути, остался без поддержки. И… Его мысли все же были далеко, и он с трудом следил за тем, что говорили окружающие. Ах да, они думают воспользоваться удобным моментом и захватить эту твердыню. Ну да, он это и подразумевал.
Король чувствовал взгляд сына, давящий, тяжелый, холодный. Стефан знал эту манеру принца смотреть так, что любой собеседник начинал смущаться и ощущать неуверенность в себе. Это всегда его раздражало, но он не должен был поддаваться ему. Ибо выказать неловкость сейчас — значит признать свою вину. А этого король не желал. Ведь они с Юстасом были основные союзники, главное для них — сохранить за родом Стефана трон, уберечь его для Юстаса.
Святые угодники! Как же так вышло, что он попался на уловку леди Милдрэд? Зачем? Неужели он так ослабел, что позволил первой же распутной красотке поймать себя, как птицу в силки?
И, поднимая страдающие, больные глаза на Юстаса, видя его застывшее, как рябая маска, лицо, король искренне надеялся, что больше ничего подобного не повторится. Милдрэд — женщина его сына, Стефан не желает больше встревать между ними. Поэтому, если понадобится, он даже солжет. Будет уверять, что просто сблизился с Милдрэд, так как она почти его невестка, почти семья и к тому же родила ему единственного внука.
Но это не входило в планы самой Милдрэд. Она не боялась гнева Юстаса — в ней кипело торжество отчаяния, когда уже нечего больше терять. И, покинув зал, она вызвала Джун и Джил, сказала, чтобы они не таились от Юстаса и поведали все как есть. Это ее приказ! Сама же Милдрэд направилась в покои короля. Отстранила стражника у входа, вошла, села на королевское ложе и стала ждать.
Однако никто не появлялся, и Милдрэд стало казаться, что ее усилия были тщетны. Неужели никто не сообщит Юстасу? Неужели побоятся?
Потом она совсем недалеко услышала голос Юстаса — раздраженный и гневный. Ах, ах, как неожиданно! Когда это Юстас был в хорошем настроении? Особенно в последнее время. Интересно, знает ли уже Юстас? И где, черт возьми, Стефан?
Голос Юстаса стал удаляться. И одновременно с этим Милдрэд различила шум во дворе Тауэра. Подошла к окну и увидела, что Стефан стоит на крыльце и ждет, когда ему подведут коня.
И тогда она громко окликнула короля по имени. Мало кто мог так обращаться к его величеству. Да еще из его личных покоев. И при этом махать ему рукой.
Стефан замер. К нему уже вели через двор жеребца, а Милдрэд все звала его и жестом просила вернуться.
Но ее услышал не только Стефан. Дверь резко распахнулась, и на пороге появился принц.
— Что ты тут делаешь? Я искал тебя.
— А разве никто не сказал грозному принцу, что я могу быть только здесь?
— И кто мне мог сказать? — Голос Юстаса стал вкрадчивым, глаза сузились.
Он хотел войти, но, казалось, не решался. Смотрел на стоявшую в полутемном покое Милдрэд, нервно теребил у горла бархатное оплечье. Он так и не отделался от этой привычки, хотя знал, что его возлюбленную это раздражает и она всегда гневается, когда он то натягивает, то опускает складки капюшона.
У Милдрэд было такое ощущение, что она смотрит на свою смерть, но, тем не менее, она произнесла:
— Об этом мог сказать кто угодно. Если бы вы удосужились спросить. Или вы побоялись узнать, что я нашла Стефана куда более приятным, чем его сын?
Принц остался на месте. Он отказывался верить в ее слова.
— Тебе так хочется сделать мне больно?
— Нет, мне просто хотелось испытать хоть немного наслаждения с мужчиной. А твой отец… Он лучше тебя.
Юстас пошатнулся, как будто готов был упасть. И вдруг взревел:
— На колени, тварь!
Она без малейшего колебания подчинилась, но когда он подошел и хотел поднять ее лицо, впилась зубами в его пальцы.
И тогда Юстас ударил ее, сильно, наотмашь.
Милдрэд будто оглохла на какой-то миг, но уже через мгновение вскочила и успела отбежать за королевское ложе. Из ее разбитого носа текла кровь. Много крови, она испачкала платье и белую вуаль, которой Милдрэд хотела вытереться, капала на золотистое покрывало на постели короля.
— Ну же! Убей меня! Ты убивал меня день за днем, миг за мигом. Покончи же со мной! Дай освободиться от тебя, пока я не упала в ноги твоему отцу и не стала просить казнить меня, только бы не оставаться опять с тобой!
Юстас стоял, закрыв лицо руками и покачиваясь. Негромко стонал. И так же, не глядя на нее, сказал:
— Я всегда любил и прощал тебя. Ты нужна мне!
— Да, как яство, какое ты поедаешь по кусочку. Я больше не могу этого выносить!
— Придется, — глухо ответил принц и бросил на нее полубезумный взгляд. — Никуда ты от меня не денешься. И так будет всегда.
Для Милдрэд это было страшнее всего.
Юстас видел на ее лице оторопь, наступившую после отчаянного торжества. Видел, как она пытается остановить кровь, и почувствовал прилив похоти. Плоть его возбудилась, воскрешая животное чувство сладострастного насыщения, какое он испытывал всякий раз, когда насиловал ее.
Ему было не привыкать, что она отбивается, рвется и кричит под ним. Но на этот раз Милдрэд была словно сама не своя. Он прыгнул на нее, подмял под себя, стал слизывать с нее кровь, то ли целуя, то ли кусая, и при этом разрывал на ней одежду. Звук разрываемой ткани еще больше усилил его вожделение. А удары, какие он обрушивал на свою жертву, принуждали ее сдаться, покориться… Нет, она все же только его, он ее не отпустит!
Но тут неожиданно схватили его самого, рванули, почти отбросив. В ярости Юстас закричал, резко повернулся…
Отец.
На него в гневе смотрел король Стефан.
— Убирайся! — произнес Стефан сквозь сжатые зубы.