Милдрэд ответила страстно и умело. Ее язык играл с его губами, а ее рука…
Несмотря на все слухи о ней, Милдрэд была довольно неопытна в том, как увлечь мужчину. Когда-то ей нравилось кокетничать, потом она полюбила, и кокетство уступило желанию принадлежать лишь одному избраннику. Ей посоветовали, как его соблазнить… И однажды она была такой — свободной и бесстыдной, страстной и ласковой. Но это было так давно! Ибо потом она лишь бесчувственно отдавалась человеку, которого ненавидела. И все же она помнила, какие ласки возбуждают мужчин. Поэтому, подавив в себе стыдливость, позволяя Стефану запрокидывать себе голову и целовать, она скользнула рукой туда, где, как она знала, мужчина не может себя контролировать…
Длинный камзол короля был скроен для верховой езды и спереди до самого паха шел длинный, обшитый золотистой тесьмой разрез. И ручка Милдрэд просунулась именно туда…
Подобного Стефан не ожидал. Он был человеком старой закалки, и хоть в его жизни, кроме супруги, бывали женщины, он был убежден, что столь дерзко и бесстыдно ведут себя только шлюхи. Поэтому он резко оттолкнул от себя Милдрэд, поднялся и стал пробираться между гребцами к носу сворачивавшей к арке тауэрских речных ворот лодки. По сути, он сбежал от Милдрэд. Сбежал торопливо, налетев на гребцов, едва не упав на них, сбив их с ритма, и лодка сильно закачалась, почти уткнувшись носом в каменный причал Тауэра.
Кто-то вскрикнул, но король, даже не оглянувшись, торопливо выпрыгнул на берег, проигнорировав протянутую кем-то руку.
— Я привез миледи Милдрэд, — словно оправдываясь, сказал он первому, кого увидел. И через миг добавил: — Ныне не такая ночь, чтобы я возвращался в Вестминстер, поэтому прикажите коменданту приготовить мне отдельный покой. Обычно я останавливаюсь в комнате под капеллой Святого Иоанна.
Услышав это, Милдрэд едва сдержалась, чтобы торжествующе не рассмеяться. Но прошла мимо короля и, пока перебегала под дождем залитый лужами двор, так ни разу и не оглянулась, хотя чувствовала спиной его пристальный взгляд. Только когда ее встретили у входа в донжон и накрыли теплым плащом, она, уже стоя между горевшими по бокам факелами, оглянулась туда, где мелькали огни у речной арки и суетились какие-то люди. Итак, король все же решил остаться в Тауэре. И, как она надеялась, не только из-за непогоды.
Что ж, пусть Стефан и немолод, пусть у него свои принципы и понятия о чести, но Милдрэд знала, что сможет подчинить его. Это ее месть и единственная возможность разобщить отца и сына Блуаского рода. Единственный шанс нанести удар там, где они меньше всего этого ждут.
Стефан тоже смотрел на нее сквозь мрак. Когда Милдрэд Гронвудская скрылась под аркой Тауэра, он ощутил облегчение. Зачем ему все это? Он старый человек, его любимая супруга скончалась, а эта женщина владеет душой его сына. Однако Стефан не пошел в указанный им покой, а поднялся в часовню и долго молился при свете одинокой свечи. Молился, чтобы устоять против соблазна, чтобы Господь дал ему силы и в дальнейшем оставаться хорошим отцом своему негодному сыну. Ибо, как бы ни складывались обстоятельства, какое бы искушение ни возникало на пути, каждый должен нести свой крест в соответствии с тем, чему учат священники: с кротостью и смирением, с пониманием, что только добродетель ведет к покою в душе.
Но можно ли быть спокойным, если взволнована плоть? Стефан в последнее время почти не думал об удовольствиях, не думал о женщинах. Он словно упивался своими страданиями, все больше погружаясь во мрак отчаяния. И вдруг такое волнение! Как же сладостно было целовать эти свежие покорные уста! Милдрэд сама просила его дать ей успокоение от одиночества. А ведь Стефан и в свои годы оставался привлекательным мужчиной. В отличие от Юстаса, который всегда был рябым и уродливым. И злобным. Милдрэд сказала, что его сын груб с ней. Как можно быть с ней грубым? Милдрэд словно бесценная жемчужина, какую следует лелеять и беречь. Почему же Юстас так беспощаден с ней? Он, убивший ее родителей, бесчестивший ее незаконной связью, которой гордился, и, казалось, специально выставлявший свою любовницу на всеобщее обозрение. Внебрачный союз подтверждает мужскую состоятельность, но для женщины это позор. Поэтому неудивительно, что Милдрэд настаивала, чтобы Юстас развелся с Констанцией и сделал ее законной супругой.
Стефан вдруг подумал, что всегда жалел Милдрэд. С того самого момента, как узнал, что девушка после падения Гронвуд-Кастла стала добычей его сына. Но Стефан ничего не сделал, чтобы оградить ее от позора. Ибо Юстас тогда был непреклонен и сказал — как же страстно и решительно он сказал! — что Милдрэд нужна ему, что она важна для него. Но если это так, то неужели он не может быть помягче с этой нежной саксонкой, которую он поработил и мучает, как некогда поработил и покалечил Констанцию?
Стефан последний раз осенил себя крестным знамением и встал с колен. В забранные цветным стеклом окна часовни по-прежнему стучал дождь. Король повернулся к двери… и замер.
Она стояла там.
Стефан увидел ее темные одежды с поблескивавшей во мраке вышивкой, увидел распущенные по плечам волосы. Сейчас она как никогда походила на фею. Свободную и легкомысленную фею, которой тесно и неуютно в толстых стенах Тауэра.
Король медленно приблизился к ней. Милдрэд чарующе улыбнулась:
— Я тоже не могла уснуть, мой король!
Стефан вдруг почувствовал, как бешеные удары сердца отдаются дрожью даже в кончиках пальцев. Он понимал, что может взять эту красавицу голыми руками… а она только и ждет этого!
Милдрэд продолжала улыбаться. Видела, как он на нее смотрит, видела, как серьезно его обрюзгшее, но все еще привлекательное лицо. О Пречистая Дева! Ведь король даже старше ее отца!
Стефан шагнул вперед, ухватил саксонку за подбородок, стал жадно целовать. Он не мог остановиться, чтобы не перестать пожирать ее губы. Милдрэд не сопротивлялась, но и не отвечала, а просто терпела это, ни на миг не переставая улыбаться. Сердце в груди, казалось, превратилось в тяжелый, горячий камень. Стефан же думал о другом: какой же сладкий рот у любовницы его сына! И чувствовал, что эта женщина пробудила в нем жажду к жизни… огромное желание, о котором он почти забыл. Он хотел получить ее, утешиться с ней… как она и говорила. Забыть в ее объятиях весь тот ужас, в каком он жил последнее время.
Наутро, еще до рассвета, король тайно покинул опочивальню Милдрэд Гронвудской.
Тайно…
Но о ночном визите Стефана к любовнице его сына наутро не шептался только ленивый. Как же все любят сплетни!
Утром Джун и Джил нагрели для Милдрэд воду, но обе смотрели на нее с осуждением. Она выглядела спокойной, даже испытывала какое-то удовлетворение. Рот ее горел после яростных поцелуев короля. А тело… Она старалась о нем не думать. И впервые не осмелилась смотреть во двор, где играл под липами ее сын. Теперь даже это она не могла себе позволить.
