островерхими башенками, крытыми свинцом. Тонкие резные флюгеры, изящные люкарны, колонны и пилястры. Небывалая роскошь — во всем городе нет дома красивее. Амели отскочила, вдруг услышав шум воды. По бокам террасы выпустили струи два небольших круглых фонтана, изображающие причудливых рыб. Утренний воздух, пение птиц, плеск воды… Все это было бы прекрасно, если бы не одно «но». Колдун.
Амели какое-то время стояла, любуясь, как ласковое солнце искрит в каплях воды. Нужно непременно узнать, где сложили бочки. Она вцепилась в эти бочки, как в спасительную соломинку. Но как отсрочить неизбежное?
Она вновь окинула взглядом роскошный дворец. Неужели во всем этом доме негде затеряться? Забиться подальше, в самый дальний угол, на самый забытый чердак. Она огляделась, высматривая демона, но тот куда-то исчез. Оно и к лучшему. Амели решительно пошла в дом, поднялась на третий этаж, прошла пустой анфиладой и увидела узкую лесенку, ведущую наверх. В городе такие лесенки вели в комнаты прислуги на чердаке. Она осторожно поднялась, толкнула низенькую дверцу и скользнула в полумрак.
Здесь пахло пылью и птичником. Над головой, как огромная грудная клетка или остов корабля, виднелись стропила. На затяжках, нахохлившись, сидели сизые голуби, которые всполошились при ее появлении. На досчатом полу кучи помета, перья и пух, будто порвали подушку. У стены сваленная старая мебель, сломанная пробитая ширма. Догадаются ли ее искать здесь?
Голуби присмотрелись и быстро угомонились, наполняя чердак приятным курлыканьем. Жаль, нет корочки. Амели любила кормить голубей. Смотреть, как они вытягивают переливающуюся шею и споро перебирают красными ножками, подбегая к брошенному на землю куску.
Амели подошла к маленькому квадратному оконцу. Снаружи люкарны выглядели очень красиво в обрамлении пилястр и резного белого камня, но отсюда, изнутри, это было лишь пыльное окно. Она осторожно выглянула и замерла. Окно выходило на парк за домом. Четкие геометрические линии, лабиринты стриженных кустов, круглые шапки деревьев, черепичные крыши садовых павильонов. Посреди центральной аллеи звенел струями большой круглый фонтан. На мгновение она разглядела на одной из дорожек коричневый горб Гасту, но он лишь мелькнул, будто дразня, и тут же исчез. Бочки, вероятно, где-то там же.
Амели отошла от окна и заметила у стены старый треснувший сундук, на котором лежала стопка плотной рыхлой бумаги и глиняная плошка с обломками древесного угля. Она взяла бумагу и с удивлением обнаружила весьма искусные рисунки. Большей частью голуби, архитектурные фрагменты. Талантливо. Она перебирала стопку и невольно ахнула: один из рисунков изображал идеальную головку Мари. Чуть склоненную, кукольную. На рисунке она еще больше напоминала прекрасную статую, но, как же все схвачено! До мельчайших черточек. Это рисовал настоящий художник. Амели перебрала листы, нашла еще два, изображающих ту же Мари в других ракурсах. Похоже, у девицы есть поклонник. Захотелось забрать рисунок — так он был хорош. С Амели никогда не рисовали портретов.
Она села на сундук, отложила рисунки, оставив лишь один из портретов Мари. Кто его нарисовал? Уж, конечно, не Горбун — он никогда не сможет создать такую красоту.
Скрип двери заставил вздрогнуть. Амели так и застыла с рисунком в руках — вот и спряталась…
Перед Амели стоял уже знакомый белобрысый лакей. Увидев ее, он нахмурился и даже сжал кулаки:
— Что ты здесь делаешь?
Шипел, как змея.
Амели вскочила, вернула рисунок в стопку:
— Ничего.
— Зачем трогала мои вещи? — он по-прежнему зло шептал, как тогда ночью. Сипло, низко.
Амели отчаянно замотала головой:
— Я просто смотрела. Это очень красиво. У тебя настоящий талант.
Кажется, он смутился. Лицо прояснилось, а на губах появилось даже подобие улыбки:
— Правда? Тебе нравится?
Она кивнула и вытянула портрет Мари:
— Особенно вот это. Очень красиво.
Он скривился, взял рисунок из рук:
— Ты считаешь, она красивая?
Амели кивнула:
— Очень красивая. Она тебе нравится?
Парень брезгливо фыркнул, но улыбнулся. Нагнулся к стопке и вытянул другой лист:
— Мне больше нравится вот этот.
Амели взяла рисунок: на нем плыли две золотые рыбки. С блестящей чешуей и роскошными хвостами. Совсем как живые. Казалось, даже слышится плеск воды.
— Это тоже очень красиво. Где ты так научился?
Он пожал плечами:
— Нигде.
Сейчас он казался даже приятным, совсем не таким, как тогда, ночью.
— Как тебя зовут?
— Нил.
— А меня Амели.
Он замялся:
— Прости, что я тогда… внизу… Я не мог тебя отпустить.
Она опустила голову:
— Я понимаю. Ты тоже ему служишь?
Нил кивнул.
— Почему ты все время шепчешь? Мы же здесь одни.
Он отвернулся:
— Потому что не могу по-другому. Я родился немым. А тетка упросила колдуна дать мне голос. Хоть какой-нибудь. И вот…
Стало неудобно.
— Извини, я не хотела.
Нил просто махнул рукой и ничего не ответил.
— И за это ты ему служишь?
Он пожал плечами:
— Не знаю. Может, и за это. Тетка на кухне, а я… делаю, что скажут.
Амели сжала кулаки:
— Он злой?
— Кто?
— Ваш хозяин.
Нил снова безразлично пожал плечами:
— Когда какой.
— И ты его не боишься?
Он вскинул теплые карие глаза, в которых блеснул восторг:
— Я им восхищаюсь. Он всемогущий.
Амели опустила голову:
— Скажи, что мне сделать, чтобы он отпустил меня домой?
Нил усмехнулся и посмотрел, как на дуру:
— А ничего. Лучше не нарывайся — только хуже сделаешь, — прозвучало зло, колко. — Просто сделай то, о чем просит. Неужели так трудно?
Амели отвернулась и обхватила себя руками:
— Он о низости просит.
Было странно говорить все это первому встречному, но очень хотелось говорить. Нил милый. После горбуна и демона он казался самым настоящим человеком. Он создает такую красоту. Такой художник просто не может оказаться дурным.
— Просит? Он никогда ни о чем не просит. И в чем низость?
Она опустила голову:
— После такого позора меня замуж никто не возьмет. А тогда хоть в реку, — она не хотела говорить конкретно, тем более, ему. Он не Эн.
Нил хмыкнул:
— Тоже мне, беда. Внимание мессира за честь нужно почитать.
— А что потом? В Валору, как тех других?
Он не ответил. Никто здесь не хотел отвечать на этот вопрос.
— Помоги мне уйти отсюда. Где-то у реки есть калитка. Проводи меня туда, я сама не найду.
Он покачал головой и скрестил руки на груди:
— Прости, я не могу. Он за такое может и голос отнять. Ни за что не соглашусь.
Может… Теперь Амели это знала. Она развернулась и посмотрела в открытое лицо в обрамлении золотистых кудрей:
— Если я здесь спрячусь, ты меня не выдашь?
Нил усмехнулся:
