Фелисити встала со скамейки и отчаянно вступила в борьбу с застежками на платье, окончившуюся, когда корсет был распущен и упал на пол, ее победным стоном. Оставив подле столика груду одежды, увенчанную сверху кринолином и нижними юбками, девушка опустилась на колени около кровати и придвинула к себе саквояж. Волоча его по обюссоновскому ковру, она с облегчением заметила, что тяжесть его не уменьшилась, и, щелкнув ремешками, раскрыла его кожаную пасть… Зеленое уродливое платье, единственное оставшееся после пропажи остальных вещей в поезде, сложено, как она и предполагала, наверху. Фелисити вытащила его и кинула на стул – завтра оно ей непременно понадобится.
Чулки и рубашки она нетерпеливо отодвинула в сторону и достала, наконец, откуда-то со дна два увесистых кожаных мешочка, составлявших основную тяжесть ее багажа. Золотые монеты весело засверкали в свете догоравшей свечи, и девушка, не удержавшись, взяла несколько монет в руки.
Золото понадобится тоже.
Фелисити затолкала все вещи обратно в саквояж, снова засунула его под кровать и потушила свечу. Через окно, обращенное на восток, пробивались дымчато-розовые лучи, казалось чуть дрожавшие от дуновения слабого ветра.
Затем измученная путешественница забралась на кровать, застланную пуховиками, свила там себе гнездышко поуютней и предалась размышлениям о завтрашнем тяжелом дне. День этот воистину станет проверкой ее характера.
Глаза Фелисити широко раскрылись навстречу яркому солнечному свету, струящемуся через высокие сводчатые окна. Нетерпеливо отбросив одеяло, она соскользнула с постели. Как можно было так долго спать?! Ведь все ее планы основывались на том, чтобы встать пораньше.
Ночь остудила воду в кувшине, но девушка быстро сполоснула лицо и взялась за корсет. Однако неумелые пальцы упорно не хотели справляться с такой трудной задачей, а звать на помощь кого-либо из прислуги ей вовсе не хотелось. Наконец, не выдержав, она с отвращением отбросила корсет прочь и влезла в нижние юбки без корсета. Слава Богу, ее костюм был прост и прекрасно сидел на ней даже без этого ужасного приспособления. Расправив двойную, отделанную рюшами юбку и вытащив пышные рукава блузки, Фелисити взяла с туалетного столика серебряную расческу.
Волосы ее этим утром, казалось, были гораздо кудрявее, чем обычно, – расческа с трудом продиралась сквозь тяжелые золотые заросли. Девушка закрутила их в пышный шиньон и, уложив на затылке, начала скреплять их распадающуюся массу серебряными шпильками, которые вчера вынула из волос.
Мимоходом оглядев себя в зеркале, Фелисити поморщилась. Конечно, с того времени, как она решила стать женой Иебедии Уэбстера, волосы ее укладывались только так, но какой-то смутный внутренний голос говорил ей, что вкусы Дивона Блэкстоуна весьма далеки от пристрастий ее возлюбленного.
Но сегодня она во что бы то ни стало должна произвести впечатление не на сумрачного Иебедию, а на красавца Дивона, а потому… мгновенное движение быстрых пальцев – и на нее обрушился водопад волос, отливающих старым золотом. Еще несколько взмахов расчески, локоны приглажены, а синяя лента из тафты, украшавшая платье, скрыла завитки, падающие на лицо.
Фелисити пристальнее посмотрела на свое отражение в зеркале. Вид был немного уставший, несмотря на продолжительный сон, и под глазами залегли лиловато-розовые тени… Увы, рисовой пудры, чтобы прикрыть эти явные свидетельства утомления, на столике не оказалось, как, впрочем, и какой-либо другой косметики. Девушка несколько раз ущипнула себя за бледные щеки, которые после подобной процедуры весьма быстро порозовели, и принялась строить перед все тем же зеркалом то кокетливые, то обольстительные улыбки. Результат, к сожалению, был малоутешительным.
Ни на что более времени уже не оставалось, ибо бессовестный прерыватель блокад, по расчетам Фелисити, должен был сейчас восседать в гостиной своей бабки. Девушка надела туфли и бегом поспешила из комнаты.
Высокие напольные часы в стеклянном корпусе, стоявшие на ее пути, показывали самое начало девятого – и это было очень неожиданно для сладко выспавшейся Фелисити. Тихо, как мышка, гостья проскользнула вниз по лестнице, не встретив по дороге ни души, и уже было подумала, что она первая проснулась в этом унылом и сонном доме, как из гостиной послышались приглушенные голоса.
Внимательно прислушавшись, Фелисити поняла, что разговаривают две женщины – Эвелин и Руфь.
Слава Богу, значит, он еще не приехал!
Ноги ее бесшумно заскользили по холодному мрамору холла, и через несколько мгновений девушка уже была по ту сторону массивной входной двери. По булыжной мостовой с грохотом проносились повозки, и, не таясь уже больше, Фелисити обогнула дом и уселась на скамейку под глянцевитыми листьями старой магнолии. Из груди ее вырвался вздох облегчения.
Со своей выгодной позиции она могла наблюдать за железной оградой дома, что позволяло ей не пропустить ни одного человека, направляющегося к Блэкстоунам. Расправив юбки, девушка сложила руки на коленях и стала ждать. Ждать сколько понадобится.
Но где все-таки этот проклятый герой? Разве не давал он клятвенных обещаний своей дорогой, ненаглядной бабусе прийти пораньше? Хорошо, пусть Эвелин Блэкстоун далеко не похожа на дорогую и ненаглядную, но все же она действительно приходится ему родной бабушкой!
Утро выдалось теплое, и Фелисити позволила себе расслабиться, прислонившись к постепенно нагревающейся стене дома. Внимание ее привлекло гипнотическое жужжание огромной бархатистой пчелы, совершавшей облеты цветущей магнолии и зарывавшейся в ее белые цветы в поисках сладкого сока.
– Мисс Уэнтворт! Неужели?
Этот мужской голос заставил Фелисити буквально подпрыгнуть, и, резко повернув голову, она увидела того самого человека, которого намерена была удивить этим ласковым южным утром. Он стоял, небрежно опершись на ограду, помахивая широкополой щегольской шляпой. В его усмешке таилось нечто дьявольское, словно он уже наслаждался тем, что застал ее врасплох… А ведь от этого человека ей надо добиться помощи!
– О, мистер Блэкстоун… или, простите, капитан Блэкстоун, вы меня напугали! – Губы Фелисити сложились в самую очаровательную улыбку, которая должна была заставить этого пройдоху забыть о ее несколько странном для южанки акценте. Глаза его медленно сузились. Надо отдать должное, сегодня Дивон Блэкстоун выглядел значительно лучше; опухоль спала, оставив на лице лишь мертвенно-зеленые расплывшиеся синяки.
– Примите мои извинения, мисс Уэнтворт. – Дивон даже не тронулся с места, чтобы сопроводить свое извинение приличествующим учтивым поклоном. Он лишь по-прежнему смотрел на нее пронизывающим взглядом дерзких зеленых глаз, так напоминающих глаза его бабки.
