Где-то в дальнем уголке ее сознания вертелась мысль, что она, полуодетая, сидит на постели в публичном доме рядом с преступником. Ей бы давно следовало упасть в обморок от своих нынешних чувств, нарушающих ее душевный покой и монастырские правила. Ее набожная мать, конечно же, уже давно лежала бы без сознания. А ею – вместо этого – овладело полуобморочное состояние совсем иного свойства.
Не в силах справиться со своими желаниями и ощущениями, Анжелина дотронулась до волос Чарли так, как ей хотелось сделать это совсем недавно. Мягкие... и точно такие, как она о них думала, такого необыкновенно красивого цвета... Теперь ей стало понятно, почему он прятал их под шляпой, – он не хотел, чтобы его узнавали.
«Грешники... – язвительно подсказывал ей ее разум. – Ты же грешница. И он – грешник. И удовольствие твое тоже грешное».
Немного поколебавшись, Анжелина в первый раз в своей жизни перестала обращать внимание на голос разума и отдалась во власть чувств. Она задумчиво водила пальчиками по его лицу, удивляясь контрасту жесткой щетины на небритых щеках и шелковистой мягкости его волос. Он неотрывно смотрел на нее, замерев в напряженной позе.
Когда пальчики опустились на его горло, едва касаясь безупречно чистой и мягкой, несмотря на скрывавшуюся под ней былую рану, кожи, он поймал ее руку и сжал.
– Я сделала вам больно? – шепотом спросила она, широко раскрыв глаза.
Его губы скривились в уже знакомую ей полуулыбку. Он поднял пойманную руку к губам и горячо поцеловал в середину ладони.
– Вы заставляете меня страдать, Анжелина. Вы раните меня так глубоко и жестоко, что от этого я не могу дышать.
Приглушенно выругавшись, он стал медленно притягивать ее к себе, глядя в лицо и пытаясь уловить первые признаки сопротивления. Но Анжелине и не хотелось сопротивляться. Она с готовностью придвигалась к нему, упиваясь тем, что его твердые, мозолистые ладони ласково и осторожно охватывают ее лицо.
Он прикоснулся к ее губам так нежно, будто боялся, что она вдруг рассыплется. А она уже рассыпалась – рассыпалась от желания, такого нового для нее, такого необъятного, что от его силы Анжелина задрожала.
Отвечая на поцелуй Чарли, она обвила его шею руками и выгнулась, прижавшись к нему всем телом в инстинктивном порыве к запретному.
Он замер от удивления, и в какое-то мгновение Анжелина испугалась, что он от нее отстранится. Повинуясь своему нараставшему желанию, которого еще не понимала, но которому не могла противиться, она обняла его еще крепче.
Потом она стала опускаться, падать навзничь на постель, чувствуя, как горячее тело накрыло ее.
Окружавший ее мир постепенно сужался, пока не осталось только ощущение жарких и требовательных губ Чарли на ее губах. Все прежние мысли – о правильном и ошибочном, о целомудрии и чести, о всех принципах, догмах и правилах, в которые Анжелина верила с того дня, когда поняла, что ей дан знак свыше, – оказались ввергнутыми в хаос душевного смятения, заполонившего ее ум и тело.
Постель – такая мягкая под ее спиной – резко отличалась от его тела – податливого и твердого, прижимающего ее сверху. Тонкая сорочка не могла защитить от грубой царапающей ткани джинсов и острых краев пряжки на его поясе с кобурой револьвера, впивавшейся в ее тело. Умом она понимала, что ей следовало бы бояться его, но почему-то совсем не боялась. Ничуть. Это был Чарли. Ее спаситель. Бог послал его ей на помощь. Она может ему полностью доверять.
Когда его язык слегка коснулся ее губ, она сделала судорожный вздох и неосознанно позволила ему делать то, что он хотел. Он ласкал ее язык, подтягивал губы, доставляя ей удивительное, потрясающее ощущение близости. Когда она, чего-то испугавшись, вдруг замерла, он успокоил ее нежным шепотом и поцелуями. Закрыв глаза, Анжелина расслабленно устроилась в его объятиях.
Неуверенно она ответила на поцелуй, словно перышком притронувшись к его языку легким касанием своего язычка. Он застонал и теснее прижался к ней животом. Его широкая, теплая ладонь охватила ее бедро, побуждая Анжелину крепче к нему прижиматься. Она не могла ничего с собой поделать и, изогнувшись, прижалась к нему и перебирала пальцами яркое золото его волос.
– Ну, разве это не прекрасное зрелище?
От звука голоса Луанны глаза Анжелины мгновенно широко раскрылись. На лице Чарли, находившемся от нее совсем близко, возникло выражение глубокой досады. Она попыталась выбраться из-под его тела, но он не пошевелился – наоборот, глубоко вздохнул и прижался к ней лбом. Его волосы упали, закрывая их лица от нескромных взглядов, поглаживая и щекоча ее щеки и смешиваясь с ее собственными распущенными темными волосами.
– Тише! – шепнул он Анжелине на ухо, и его дыхание защекотало ей губы. – Я с ней сам разберусь.
Не пошевелившись, он сказал:
– Выйди, Луанна.
– Я принесла сестре... – Луанна выдержала паузу, чтобы иронично фыркнуть. – Я принесла ей кое-какую одежку.
– Положи ее и выйди.
– Но...
– Сию же минуту, Луанна, – огрызнулся Чарли грубым от напряжения голосом.
Анжелина вздрогнула, когда дверь с треском захлопнулась. Чарли поднял голову и посмотрел ей в лицо. Она до сих пор ощущала каждый дюйм прижатого к ней тела. Ее щеки покрылись румянцем от мысли, что теперь подумают о ней Луанна и, что важнее всего, – Бог.
– Пожалуйста, позволь, я встану, – прошептала она, чувствуя, как ее охватывают смирение, унижение и стыд.
Чарли удивленно посмотрел на нее, и его красивое лицо исказило хмурое выражение. Он взглянул на нее так, словно забыл, кто она такая, или почему они оказались в таком положении. Анжелина неловко заерзала под тяжестью его тела. Он прикрыл глаза, и его лицо напряглось. Потом он вдруг скатился с нее и Анжелина оказалась свободна. Когда она повернула голову, чтобы взглянуть на него, Чарли уже стоял возле двери.
– Одевайся, – произнес он хрипло. – Сейчас же. Мы выезжаем через десять минут.
Прежде чем она успела ответить ему, он открыл дверь и вышел, оставив ее одну.
Анжелина лежала на кровати и бесцельно смотрела в потолок. «Что же все-таки на меня нашло?» – думала она. Она не находила этому ни оправдания, ни объяснения. С того самого мгновения, как Чарли губами дотронулся до ее губ, она потеряла способность думать. Она могла лишь чувствовать.
Издав странный звук, нечто среднее между смехом и рыданием, Анжелина вскочила с постели. «Больше я об этом думать сейчас не стану. Не хочу думать об этом. Мне надо одеться...»Ей потребовалось сделать над собой почти физическое усилие, чтобы выбросить из головы мысли о прикосновениях и ласках Чарли.
