– Я сказал – выйдите!
– Что вы собираетесь делать? – гневно воскликнул Руссе. – Будьте благоразумны. Верните мне оружие!
– Я вам приказал выйти. Одному. Если вы сейчас же этого не сделаете, я убью себя!
Рене направил острие шпаги себе в сердце, Катрин задрожала. Он был вне себя: лицо его выражало такую решимость, что можно было не сомневаться в его словах. Твердо, но спокойно она приказала:
– Делайте то, что он просит, Жак!
– Вы сошли с ума, Катрин? Вы собираетесь уступить…
– То, что я собираюсь сделать, касается лишь нас двоих. Оставьте нас на минуту, но не уходите далеко, иначе охрана заподозрит неладное.
Ни слова не говоря, возмущенный, но укрощенный Руссе развернулся и вышел из комнаты. Дверь за ним закрылась. С тем же спокойствием Катрин подошла к Рене, взяла из его рук оружие, которое он больше не удерживал, положила его на стол, затем, повернувшись к королю и глядя прямо ему в глаза, начала расстегивать свой кафтан, сняла его и бросила на скамью. Перед тем как расстегнуть просторную белую рубашку, заправленную в облегающие штаны, она вызывающе и несколько презрительно улыбнулась королю.
– Мне продолжать, сир? – холодно спросила она. – Кажется, вы приказали мне раздеться… так, как если бы я была развратницей, доставленной сюда для вашего удовольствия, а не посланницей вашей матери.
Рене отвел взгляд. Его била дрожь, трясущейся рукой он провел по лбу и отвернулся.
– Простите меня! – прошептал он. – Я забыл, кто вы. Я потерял рассудок! Вы само искушение! Почему моя мать послала ко мне не самую уродливую из своих приближенных, а Венеру во плоти? Она ведь меня знает! Она знает, как трудно мне пропустить прелестное личико, красивое тело, а вынужденное затворничество лишь обострило мои желания. И все-таки она послала мне вас, самое прекрасное создание, какое я когда-либо видел!
– Она знала, что я еду в Бургундию, она доверяет мне… – Катрин умолкла. Неожиданно в голову ей пришла странная мысль: не было ли у Иоланды задней мысли, посылая ее к сыну, порадовать его немного? В принесенном ею письме не было ничего политически важного. Однако, передавая Катрин послание, королева горячо поцеловала ее со словами: «Вы мне сторицей вернете то, что я сделала для вас…» Иоланда прекрасно знала Катрин, ее сомнительные приключения, чтобы предположить, что она не откажет в часе любви несчастному пленнику. Матери позволительны такие странные мысли, и она может попросить подругу о такой услуге. Катрин тихо подошла к Рене, стоявшему к ней спиной. Слезы на его щеках блестели при свете свечей. Его тонкая рука с изумрудом, сверкающим словно глаз колдуньи, сжала руку Катрин.
– Это я должна просить у вас прощения, сир! Ваша мать прекрасно знает, что делает! Если я вам нравлюсь, я ваша…
Она почувствовала, как дрожит его тело. Он повернулся к ней, обнял за плечи и посмотрел на нее долгим взглядом, такую изящную и хрупкую в этих облегающих штанах, подчеркивающих округлость ее бедер, стройность ног, золотистые волосы, дождем спадающие на белую рубашку.
– Вы не только прекрасны, но и слишком добры, моя дорогая. Но вы слишком дороги мне, чтобы я воспользовался вашей добротой. О! Я не отказываюсь от мысли любить вас. Наоборот, я буду жить отныне в ожидании ночи, когда вы сами, без принуждения приедете ко мне и будете не жалеть меня, а хоть немного полюбите.
Он нежно поцеловал ее в лоб, поднял скинутый кафтан и помог ей одеться, затем отошел к камину, чтобы лучше видеть, как она причесывает волосы и прячет их под шапочку. Рене протянул ей накидку и, прежде чем накинуть ее Катрин на плечи, взял ее руку в свою ладонь и поцеловал.
– Вот вы опять сеньор де Майе, – вздохнув, сказал он. – Пора позвать вашего милого кузена.
Жак, видимо, был недалеко, так как появился, словно чертик из ларца.
«Он, должно быть, лишь прикрыл дверь и подслушивал, – подумала Катрин. – Слава Богу, что его мучение не было долгим!»
Руссе с облегчением выпустил Катрин из камеры. Он так торопил ее, что она едва успела попрощаться с королем подобающим образом. Он горел от нетерпения увести ее подальше и задать вопрос, который жег ему язык.
– Что произошло? – отчеканил он, схватив Катрин за край накидки на первом же лестничном марше. Она ехидно улыбнулась:
– Ничего, друг мой, ровным счетом ничего.
– Он вас не…
Она пожала плечами.
– За десять минут? Вы не слишком обходительны, мой дорогой капитан! В любом случае я надеюсь, что вы вылечились от вашей подозрительности?
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что вы должны время от времени пускать сюда милую молоденькую и довольно глупую служанку хотя бы для того, чтобы привести в порядок этот сарай, куда вы посмели поместить короля. Спокойной ночи, мой дорогой кузен. Да, чуть не забыла, вы позволите дать вам еще два совета?
– Почему бы нет? Продолжайте.
– Хорошо, сначала постарайтесь найти двух– или трехмесячного щенка, хоть немного похожего на несчастного Раво, и еще – возьмите себе за правило заставлять пробовать все, что подается вашему пленнику.
– Вы думаете, что я сам бы до этого не додумался? – вне себя от гнева закричал Руссе. – Вы просто принимаете меня за кретина, мой кузен.
Катрин рассмеялась, ловко вскочила на лошадь, которую подвел слуга, и, пришпорив ее, галопом выскочила из дворца бургундских герцогов и скрылась в лабиринте темных дижонских улиц.
Подъехав к дворцу Морелей-Совгрен, она увидела, что Готье наконец вернулся. Явно уставший, он сидел с Беранже на кухне и жарил каштаны, попивая красное вино.
– Слава Богу, вы здесь! – воскликнула Катрин со вздохом облегчения. – Куда вы пропали? В какую еще авантюру пустились? Вы не знаете Дижона, и, только приехав, вы…
– Пусть я не знаю Дижона, но я знаю мужчину, за которым следил, он из отряда Дворянчика: я за ним следовал весь день, он меня познакомил с этим городом. А вы сами, госпожа Катрин, вы не пускаетесь в авантюры?
Она пожала плечами, сняла перчатки и, подойдя к огню, протянула свои озябшие руки. Она чувствовала себя уставшей, но голова была удивительно ясной.
– Мне удалось повидать короля, к счастью, так как, если вы видели кого-то из отряда Дворянчика, я встретилась с другим в Новой башне. Да к тому же за делом: сегодня вечером была совершена попытка отравить Рене д'Анжу!
Готье на минуту перестал помешивать каштаны на сковороде и удивленно поднял брови:
– В тюрьме, во дворце?
– Именно так, ему подали отравленное вино. К тому же если бы я не узнала этого человека, то сейчас был бы мертв не только король, но и капитан де Руссе, и я. Быстрая и безболезненная смерть!
Катрин рассказала о том, что произошло в тюрьме. Беранже прерывал ее рассказ возмущенными восклицаниями, а Готье все больше и больше хмурился.
