А также он почувствовал еле уловимый запах розовой воды.
— Его зовут Джеймс, в честь отца Летти.
— Неужели?
Он бросил на ребенка быстрый, осторожный взгляд — все, что он мог себе позволить, чтобы не вызвать мучительных воспоминаний, — после чего перенес свое внимание на нее, полностью растворившись в ее запахе и тепле ее тела. Кожа ее была мягкой и как будто светящейся, какая бывает только в юности. В голове невольно промелькнула мысль: все ли ее тело так же нежно и лучисто?
Он очнулся. Черт возьми, да он таращится на нее, как зеленый юнец! Но каждый раз при встрече с ней он находил все новые крохотные детали, не замеченные им ранее. На этот раз он обнаружил маленькую впадинку у нее на подбородке, просто неглубокую ямочку, но одно это уже давало понять, что девушку не так-то просто заставить свернуть с намеченного пути.
Даже не верится, что они только вчера познакомились.
— Извините, ваша милость, — это учтивое обращение она процедила буквально сквозь зубы. — Но вы бы лучше на ребенка смотрели, а не на меня.
— А ведь я заставил вас понервничать, не так ли? — Довольный тем, что ее защитная броня дала трещину, он набрался смелости еще раз взглянуть на ребенка. Но все, что он увидел, это темные волосы и сморщенное от сна крохотное личико. Он тут же отвернулся, изображая равнодушие, чтобы скрыть боль. — Все младенцы на одно лицо. Боюсь, что внешность его ни о чем не говорит.
Он встал с корточек и вернулся в свое кресло.
Она поджала соблазнительные розовые губки.
— То есть вы по-прежнему его не признаете?
Он горько усмехнулся.
— Милая барышня, я не признавал его с самого начала. Однако вы чересчур настойчивы. Что ж, давайте вместе разберемся, почему я не могу быть отцом этого ребенка. Вы случайно не знаете, в каком месяце он родился?
— Мне известна точная дата, ваша милость. — Она поднялась со стула — осанка твердая, зубы стиснуты. — Летти умерла, рожая его на свет третьего марта сего года.
— Третьего марта. Это значит, зачат он был… хм… прошлой весной. Где-то в конце мая или в начале июня.
Она сухо кивнула.
— Вам виднее.
На этот раз он встретился с ней взглядом, ее чрезмерная добродетель начинала его нервировать.
— Да, мне действительно кое-что об этом известно. Поскольку, видите ли, моя жена погибла, вынашивая нашего ребенка. В феврале исполнилось два года с тех пор, как их не стало. — Он бросил на нее ледяной взгляд. Она не моргнула и не отвела взгляда, ни на йоту не поступившись своими убеждениями. Но он увидел, что черты ее лица смягчились, а в глазах читалось сострадание. И он ненавидел ее за это великодушие, черт бы ее побрал! Он хотел навсегда забыть о каких-либо теплых чувствах. Забыть и не вспоминать. — В прошлом году, мисс Фонтейн… в мае и июне прошлого года, когда я предположительно сделал вашей подруге ребенка, я все еще оплакивал кончину моей жены в полном одиночестве в своем деревенском поместье.
Плотно сжатые губы приоткрылись, и он увидел удивление на ее лице. Хорошо. Может быть, теперь она перестанет его преследовать. Но она посмотрела на ребенка, потом на него, и глаза ее снова превратились в две узкие щелки.
— Летти на смертном одре поклялась, что вы отец мальчика. Она назвала ваше имя. Сомневаюсь, что в такой ситуации она стала бы лгать. Кроме того, вас с ней видели вместе. Как вы можете это объяснить?
— Объяснить? — он повысил голос, взбешенный несправедливым обвинением. — Юная леди, я герцог Вайльдхевен и не обязан ни перед кем отчитываться в своих действиях, за исключением, разве что, Его величества короля!
Губы ее сжались еще плотнее.
— Неправда, ваша милость. У вас есть обязательства перед этим ребенком.
— Черта с два! — взорвался он.
Младенец заворочался и тихонько заплакал, проснувшись. Миранда бросила на Вайльда сердитый взгляд и наклонилась к корзинке, чтобы взять ребенка на руки. Но, несмотря на все попытки его успокоить, пронзительный вопль малыша постепенно становился все громче.
И как раз в это время на пороге появился Треверс.
— Вдовствующая герцогиня Вайльдхевен, — объявил он и тут же отстранился, уступая дорогу бабушке Вайльда, которая, прихрамывая, вошла в комнату.
— Что здесь происходит? — потребовала она объяснений.
Миранда, опустив голову, сосредоточенно укачивала ребенка, не решаясь взглянуть этой высокопоставленной даме в глаза. Мужчина может и не отважиться вышвырнуть юную леди на улицу, особенно если находит ее привлекательной. Да, она действительно рассчитывала, что, воспользовавшись явным мужским интересом Вайльдхевена к своей персоне, она сможет выиграть время и убедить герцога помочь Джеймсу. Однако женщина, наделенная властью, — это совсем другое дело. Женщина, наоборот, скорее вытеснит себе подобную, особенно если та представляет угрозу для мужчины ее круга.
— Отвечай сейчас же, Торнтон, — потребовала герцогиня, после чего раздалось странное постукивание, которое заставило Миранду поднять глаза.
Вдовствующая герцогиня Вайльдхевен была миниатюрной дамой, которую, как казалось на первый взгляд, могло унести порывом ветра. Макушка герцогини, обрамленная седыми кудряшками, едва доставала Миранде до плеча. Ее хрупкий стан был закутан в кокон из бледно-голубого шелка. Пальцы, унизанные перстнями, сжимали вычурную трость, расписанную разноцветными фиалками на белом фоне. Именно трость издавала этот странный стук. То, как медленно передвигалась герцогиня шаркающими шагами, указывало на то, что трость была скорее необходимостью, нежели данью моде.
— Бабушка, я совершенно потерял счет времени. — Герцог поспешил к ней, чтобы поцеловать в щеку. Он громадой навис над практически бесплотной герцогиней, предлагая ей руку. Она взяла его под руку — будто бабочка села на ветку дуба, таким невесомым было это прикосновение, — и позволила проводить себя к дивану. — Проходите, присаживайтесь. Я велю Треверсу принести вам чаю.
— У тебя в гостиной плачет ребенок, Торнтон, — заметила герцогиня, проворно усаживаясь на краешек софы. — И молодая барышня без компаньонки.
— Мисс Фонтейн как раз собиралась уходить.
Миранда уставилась на него, старательно баюкая ребенка. Крик начинал стихать, и можно было надеяться, что малыш скоро снова уснет.
— Мы не закончили наш разговор, ваша милость.
Если бы взглядом можно было убивать, то этот его испепеляющий взгляд сразил бы ее наповал.
— Я так не считаю. У вас есть карета? Если нет, я велю слуге поймать извозчика.
Герцог явно не хотел, чтобы она оставалась в непосредственной близости от его бабушки. Она проглотила горький ком разочарования, после чего выпрямила спину. Что еще она могла ожидать? Пора было привыкнуть к такого рода поведению со стороны богатых и благородных. Для него она была просто пустым местом, не более того.
