– Если бы я любил Анну, как ты это себе воображаешь, то старался бы вызвать ответное чувство, а не лютую ненависть.
– Нет-нет, тебе меня не обмануть! Все это только слова, а на деле ты боишься отпустить ее от себя. Потому что знаешь – свободная Анна никогда не станет твоею, а предпочтет тебе кого-нибудь другого.
– Уж не тебя ли?
– Надеюсь, что меня. По крайней мере, я не запятнал себя перед нею романами, приводящими к дуэли, и отвратительной грубостью, – с вызовом сказал Репнин.
– Неужели я настолько плох? – Владимир снова спрятался за спасительно иронией.
– Ты разбил много сердец, Володя, но на этот раз у тебя ничего не выйдет.
– Желаете пари, сударь?
– Такие пари заключают только негодяи.
– Так вот, – воскликнул Корф, вставая, – этот негодяй обещает тебе завоевать сердце Анны. И его, негодяя, уже никто не остановит. Даже ты, благородный рыцарь!
– Анна никогда не полюбит тебя! – Репнин тоже поднялся ему навстречу. – Анна любила и любит только меня!
– Тебе нравится тешить себя иллюзиями? Пожалуйста, но уже через несколько дней она преданно и с любовью будет смотреть мне в глаза.
– Ни за что! Через пару дней мы уедем с Анной в одной карете, а ты благословишь нашу любовь.
– Идеалист!
– Фигляр!
– Барин, скорее! – с порога закричала Полина, врываясь без стука в кабинет Корфа. – Анна хочет бежать, она уже на конюшне, Григорий карету заложил.
– Что? – в голос воскликнули оба соперника и вместе бросились к двери, едва не столкнувшись лбами. Но Владимир так посмотрел на друга, что Репнин счел за лучшее пропустить его вперед, но и сам тут же последовал за ним.
Они вбежали на конюшню, задыхаясь не столько от бега, сколько от ужаса, но для одного – смешанного с ненавистью, а для другого – с обидой. Увидев их, Анна вздрогнула и остановила Григория, уже собравшегося выводить лошадей. Григорий с недоумением уставился на нее и пожал плечами, словно говоря – вас, благородных, не поймешь, то едут, то опять поворачивай оглобли!
– Полина, отнеси вещи Анны в ее комнату, – зло велел Корф запыхавшейся Полине. – Мне любопытно, однако, куда это вы едете?
– Вы, помнится, хотели отправить меня в Петербург, к господину Оболенскому, – нашлась Анна. – Я решила выполнить распоряжение барина.
– Да-да, ты этого хотел! Я тоже это помню, – поддержал ее Репнин. – Буду рад сопровождать вас, Анна. Знаете, в дороге всякое может приключиться. А со мной будет безопаснее. Владимир, ты даже не представляешь, как будет счастлив мой дядя! Сцена императорского театра ждет вас, Анна.
– Жаль огорчать дядю, но Анна никуда не едет.
– И таким способом ты надеешься завоевать сердце женщины?
– Мне незачем завоевывать то, что и так принадлежит мне. Я уже устал повторять, что ты говоришь о моей крепостной. Которая, к тому же, только что едва не стала беглой.
– Я никогда не решилась бы на это, если бы могла доверять вашим обещаниям. Чего они стоят, вы нам только что доказали, – гордо ответила ему Анна.
– Господину барону вообще нельзя верить, ибо он сам не знает, чего хочет, – бросил Корфу Репнин.
– Почему же не знаю? Знаю. Я точно знаю, что хочу, чтобы вы перестали вмешиваться в мои дела, князь. Это мой дом, и ты в нем – гость. Или принимай мои условия, или…
– Ты меня гонишь?
– Боюсь, что ты загостился. Пора и честь знать.
– Полагаешь, если я уеду, Анна меня забудет?
– Я всего лишь хочу покоя в своем собственном доме.
– Когда прикажете убираться?
– Немедленно!
– Думаешь, я пропаду? Уверен, Андрей не откажется приютить меня.
– Поедешь к Долгоруким? Вот и славно. Чудесная там соберется компания – мать-убийца, вор-растратчик и секретный агент Его величества. Бог в помощь! – ернически поклонился другу Корф. – А вы, Анна, отправляйтесь сейчас же в дом. До моих особых распоряжений.
– Особых? – вскинулся Репнин.
– Вы все еще не уехали, князь? Поторопитесь, а не то мое терпение может иссякнуть.
– И что тогда?
– Вот тогда и поговорим, а пока, дамы и господа, я сообщил вам свою волю и жду, что вы с пониманием отнесетесь к необходимости ее исполнять, – Корф дал понять, что разговор окончен, и вышел из конюшни. – Анна, следуйте за мной!
– Садитесь, – сухо кивнул он ей, когда они вошли в кабинет. – Я должен объяснится с вами. Я решил не отправлять вас в Петербург, но у меня есть на то свои причины. И я буду вам весьма признателен, если вы примите эту новость как данность, не подлежащую обсуждению.
– Вам не надо ничего мне объяснять, я уже смирилась с удивительными переменами и в ваших планах, и в вашем настроении.
– Почему?
– Вы, как стихийное бедствие, на вас нельзя обижаться или пытаться изменить.
– Я кажусь вам смешным? – побледнел Корф.
– Нисколько. Мне просто грустно от безысходности каждого нашего разговора.
– Ах, да, я понял! Бедная овечка! Смиренная жертва из стада Христова! Прекрасная роль, и главное – всегда вызывает сочувствие у окружающих.
– Роль? Какая роль? Я вас не понимаю.
– Глупая роль, которую вы сами себе придумали. Извините Анна, вы хорошая актриса, но только не в жизни.
– Нет, Владимир Иванович, роль – это то, чем заняты вы. Это вы все время играете, потому что боитесь быть самим собой. Разве не потому вы отменили мой отъезд, что хотели оставить меня себе? Только себе. Тому себе, который приходил в мою комнату вот за этим, – Анна решительно подошла к растерявшемуся от ее напора Корфу и поцеловала его в губы.
– Нет! – оттолкнул ее Корф.
– Лжете. Вы опять лжете. Знаете, я совершенно запуталась, и не понимаю, когда вы настоящий и когда вам верить. Скажите, друг вы мне или враг? Я боюсь вас.
– А я вас, – прошептал Корф.
– Почему вы мучаете меня? – Анна уже готова была расплакаться. – Боже мой! Вы это делаете потому… Потому что вы любите меня?!
– Ступайте к себе и выбросьте из головы сентиментальные глупости из французских книжек, – резко оборвал ее Корф, указывая Анне на дверь.
Она вздрогнула и молча вышла из кабинета.
– И не смотрите вы на меня так, – сказал Корф отцу, с сочувствием и жалостью глядевшему на него с портрета. – Довольно вам вмешиваться в мою жизнь! Вы меня оставили, ушли, вы умерли. И не смейте меня осуждать – буду жить, как могу. Как хочу!
Последние слова Владимир произнес, приблизившись к портрету вплотную, затем взял его обеими руками и перевернул лицом к стене.
– Вы чего-то хотели, барин? – тут же раздался голос вездесущей Полины. – Могу я вам чем-нибудь помочь?
Рыжая голова и роскошные плечи девушки заняли весь дверной проем, Владимир изучающе оглядел ее с головы до ног.
