– Да… – чуть слышно вздохнула Анна. – Мне рассказывали о таких случаях…
– Вот видите! Как знать, может быть, и у нас с вами будет так же! Надо только набраться терпения и немного подождать!
– Я и так уже пять лет этого жду… – Молодая женщина спрятала лицо на груди мужа. – Сколько же еще?.. Не могу больше…
Николай промолчал, не зная, чем еще можно утешить Анну, и лишь осторожно погладил ее по спине.
Россия, Санкт-Петербург, 1802 г.
В доме стояла тишина, и только из соседней комнаты слышался приглушенный бой часов. Скрючившийся на диване Николай открыл глаза, приподнял голову и попытался сосчитать удары, но сбился и, пожав плечами, снова опустил голову на бархатный диванный валик. Семь часов вечера было или восемь – не имело никакого значения. Для него время остановилось десять дней назад, когда вышедший из спальни Анны семейный врач слишком бодрым голосом поздравил его с рождением второго ребенка и небрежно добавил, что к жене ему пока нельзя, потому что ей требуется отдых после тяжелых родов. А глаза его при этом смотрели куда-то в сторону…
Николай усиленно убеждал себя, что Анна действительно просто слишком устала и что скоро ей станет лучше. Он вспоминал, как на свет появился их первый ребенок, Петр, и с изумлением понимал, что, хотя это случилось всего год назад, многие подробности полностью исчезли у него из памяти. Тогда его тоже не сразу пустили к Анне, но, кажется, в тот раз доктор не боялся смотреть ему в глаза и в его словах и жестах не было ничего наигранного? А сама Анна тоже была очень слаба, но вроде бы все-таки потребовала, чтобы ей принесли ребенка уже на следующий день или через день? Или Николай что-то спутал и на самом деле все было так же, как и теперь, Анна тоже долго болела и ему нельзя было ее видеть? Граф, как мог, убеждал себя, что дело именно в этом, что он просто не запомнил, как плохо было его жене после первых родов. Это успокаивало его, помогало поверить, что раз в прошлый раз болезнь Анны благополучно прошла, то есть шанс, что она пройдет и теперь, что еще через пару дней к жене вернутся силы и она захочет увидеть свою новорожденную дочь. А еще через день к ней пустят и маленького Петю, и его, Николая. И все снова будет как раньше, они снова будут счастливы, теперь уже вчетвером. Но что-то подсказывало ему, что он напрасно пытается себя обмануть. Так, как раньше, у них дома уже никогда не будет. Их короткое счастье закончилось.
Где-то в доме, словно бы очень далеко, скрипнула дверь, и раздались чьи-то голоса, потом мимо комнаты, где лежал Резанов, прошаркали чьи-то поспешные шаги, и снова наступила тишина. Николай снова оторвал голову от валика и даже попытался встать, но в последний момент все-таки передумал и остался лежать на диване. Если бы эти шаги и весь этот шум были связаны с Анной, если бы ей стало хуже или, наоборот, она пришла бы в себя и позвала мужа, ему бы сразу об этом сообщили. А раз кто-то из домашних пробежал мимо гостиной, значит, спешили не к нему. Правда, бежать могли и к детям…
Николая как будто бы что-то подбросило на диване – он даже сам не понял, как оказался на ногах. Неужели что-то случилось с кем-то из детей?! Или с ними обоими?!
Он подскочил за дверь и, не обращая внимания на боль в затекшем теле, выбежал в коридор. Там он в несколько прыжков догнал пожилую няньку, как раз подходившую к комнате маленького Петра Николаевича, и бесцеремонно схватил ее за руку:
– Наталья Петровна, что с Петей?! Он не заболел?
– Что вы, Николай Петрович? – изумленно подняла на него глаза нянька. – Петечка спит, не разбудите его!
– Ох… – Резанов выпустил морщинистую руку женщины и прислонился к стене рядом с ведущей в детскую дверью. Безотчетный страх, охвативший его минуту назад, отпустил графа, и он с трудом втянул в себя застоявшийся пыльный воздух.
– Я как раз шла проверить, не проснулся ли он, – шепотом сказала нянька, указывая на дверь.
– Простите меня, мне показалось, что вы очень к нему спешили, – Николаю уже было стыдно за свой испуг, но внезапно тревога за детей вернулась к нему с новой силой. – Скажите, а как девочка? С ней все хорошо?
Наталья Петровна снова посмотрела ему в глаза. Ее старое, покрытое тонкой сеточкой морщин лицо светилось сочувствием и пониманием.
– Я только что от девочки, с ней сейчас кормилица, и она тоже спит, – ответила она и, сделав небольшую паузу, уточнила: – Девочка спит, а не кормилица. Не бойтесь ничего, Николай Петрович.
– Спасибо вам, – еле слышно отозвался он. – Только не оставляйте Петю больше одного, пожалуйста. Он может проснуться и испугаться.
– Конечно, Николай Петрович, – няня понимающе кивнула и потянулась к дверной ручке. – Вам не надо за него беспокоиться, он очень смелый мальчик, даже темноты не боится. Но я все равно буду все время рядом с ним.
– Позвольте, я к нему загляну, – неуверенно попросил Резанов. Ему и в голову не пришло, что он вовсе не обязан спрашивать разрешения у прислуги – Наталья Петровна гораздо лучше него разбиралась в детях, кому же, как не ей, было решать, стоит ли ему заходить в детскую, рискуя разбудить малыша, или нет.
– Хорошо, но только не шумите, пожалуйста, – предупредила нянька и, аккуратно открыв дверь, пропустила его вперед.
Маленький годовалый мальчик с кудрявыми русыми волосами, словно специально родившийся похожим на ангелочка, крепко спал, почти с головой укутанный одеялом – из-под него торчало лишь несколько его светлых вихров. Николай осторожно, на цыпочках приблизился к его кровати и замер в шаге от нее, боясь, что если он подойдет ближе, то обязательно разбудит ребенка каким-нибудь случайным шорохом. Хотя умом он и понимал, что волнуется напрасно: наигравшийся за день ребенок, скорее всего, не проснулся бы и от более громких звуков. Он спал мирно и спокойно, еще не зная, что его матери совсем плохо и она может умереть в любую минуту.
Стиснув зубы, Резанов посмотрел на ребенка и затем, развернувшись, так же медленно и осторожно вышел из комнаты. Нянька неслышно прикрыла за ним дверь.
– А ему правда в темноте не страшно? – спросил Николай, вдруг вспомнив, как в детстве они с братьями не любили оставаться в темной комнате. – Может, оставить ему свечу, на случай, если он вдруг проснется, а вы тоже спать будете?
– Ну что вы, Николай Петрович, – няня вздохнула и против воли слегка улыбнулась. – Он же маленький совсем еще, он не знает, что темноты надо бояться!
– В самом деле? – удивленно спросил Резанов, для которого эта простая мысль оказалась совсем новой и неожиданной. Пожилая женщина посмотрела на него снисходительным взглядом.
– Вот будет ему лет пять-шесть, тогда придется и свечу зажигать, и спать с боем укладывать, – сказала она, снова улыбаясь. Николай еще раз покосился на дверь и тоже едва заметно улыбнулся в ответ – перед глазами снова промелькнуло воспоминание из детства, когда его собственная няня, отправив спать его сестер, пыталась загнать в спальню их с Сашей и Митей. А они спорили и уговаривали ее дать им еще немного поиграть, не обращая внимания на сердитый вид няни и обещания сурово их наказать. Боже, как давно это было!..