больше проникался уверенностью, что все это неспроста – и торговые гости необычные, и лиходеи напали на них не случайно. И голубоглазого старшину смолятичей он несомненно где-то видел, и тогда тот вовсе не был купцом. Неумно было упускать глиногорцев из вида, но Светловой сообразил это только сейчас. «Видно, крепко меня тот козлиномордый приложил! – с досадой думал он. – Совсем соображать перестал. Еще и не то примерещилось бы!» Мысли путались, впечатления мешались. В эти дни Светловой с необычайной силой ощутил красоту земного мира, но и впервые в своем сердце узнал жгучее негодование против зла, пятнающего кровью цветущий лик земли. Метание чувств обессилило Светловоя, так что к концу второго дня обратного пути ему уже казалось, что он пробыл в походе не пять дней, а целый год.
Нечего было и думать догнать смолятичей, опередивших дружину на целый день, и Светловой увидел знакомые ладьи только у славенской пристани, где останавливались неподалеку от Велесова святилища все торговые обозы. На княжьем дворе Светловой не успел сойти с коня, как навстречу ему выбежала мать. К сорока годам княгиня постарела, сходство Светловоя с ней стало меньше, чем было в детстве, но он по-прежнему любил ее больше всех на свете. Завидев ее встревоженное лицо, Светловой почувствовал острый укол тревоги и торопливо бросился к ней на крыльцо.
– Соколик мой! – вскрикнула княгиня, встретив его на середине ступенек и поспешно обняв. – Что с тобой?
Светловой взял ее за плечи с чувством нежной заботы: теперь он был выше ее и сам мог укрыть ее в объятиях, как она укрывала его в детстве.
Княгиня вскинула голову и обшаривала торопливым взглядом его лицо. Заметив тонкий белый шрамик над бровью, которого не было раньше, она осторожно прикоснулась к нему кончиками пальцев.
– Мне рассказали, что ты ранен, что у тебя вся голова… – начала княгиня и запнулась, не находя подтверждения тому, чего ждала.
– Ах, это! – Светловой все понял и рассмеялся от облегчения, что для беспокойства не было настоящего повода. – Пустяки. Оцарапали только, видишь, уже все зажило. Тебе смолятичи рассказали?
– Да, сам Прочен говорил: «Сын у вас молодец, витязь настоящий!» А у меня сердце не на месте… – Облегченно вздыхая, княгиня приложила руку к сердцу. – Целая битва, говорит, была, а ведь Прочен зря не скажет, – продолжала княгиня, но Светловой перебил мать.
– Погоди, матушка. Он здесь, Прочен этот?
– А где же ему быть? – Княгиня удивилась. Она говорила о смолятинском госте как о старом знакомом. – Они не сильно вас опередили, перед полуднем только приплыли. К отцу пошли, он их сперва в гриднице принял, потом Прочена к себе увел. И по се поры беседуют. И никого к себе не пускают, только Кременя одного позвали.
– Так кто же он такой? – нетерпеливо воскликнул Светловой. – Не купец же, в самом деле! Почему отец его так принимает?
– Какой купец? – Княгиня посмотрела на сына с недоумением. – Прочен же это! Ах! – сообразив, воскликнула она. – Ты ведь забыл его! Уж лет пять, как он у нас был в последний раз! Да нет, все шесть будет! А мне и невдомек… Так он тебе купцом сказался?
– Да, да! – От нетерпения Светловой едва сдерживался, чтобы не повысить голос на мать. – Так кто же он?
– Да он тысяцкий глиногорский, князя Скородума первый воевода. Как же ты его забыл?
Светловой промолчал, озаренный воспоминанием. Да, теперь он вспомнил. Когда шесть с лишним лет назад его опоясывали мечом, воевода Прочен приезжал с подарками от смолятического князя. Конечно, за шесть лет Прочен изменился, да и не мог двенадцатилетний отрок запомнить всех – слишком много впечатлений обрушилось на него тогда. Но теперь понятно, почему лицо смолятича показалось Светловою знакомым.
– Зачем же он приехал?
– Ох, не знаю. – Княгиня вздохнула и озабоченно покачала головой. – Меня на беседу не звали. Знаешь ведь отца – сперва сам решит, а уж после нам скажет. А я боюсь – не дай Перун войны…
– Да что ты, матушка! – Светловой обнял княгиню, стараясь говорить бодро и уверенно. – С кем нам воевать теперь? У нас со всеми землями мир…
Успокаивая мать, он помнил о дрёмических лиходеях. За этот рубеж речевинам нельзя быть спокойными, и он теперь знал об этом не понаслышке.
Князь не заставил сына долго теряться в догадках и скоро прислал за ним. В горнице с ним сидели Прочен и Кремень. Воспитатель Светловоя поседел и стал плохо видеть, отчего в разговоре постоянно щурился и подавался вперед. Прочен был невозмутим, как и тогда на реке, но по лицу его Светловой сразу понял: для него приготовлено какое-то значительное известие. Уж не поход ли, в самом деле?
По усвоенной с детства привычке Светловой не торопился рассказывать о своих делах, тем более что и радости в таком рассказе было бы немного, а ждал, пока отец спросит его сам. А князь не спешил с расспросами, на уме у него было что-то другое. Похвалив сына за речную битву, Велемог оглянулся сначала на Прочена, потом на Кременя, потом посмотрел на Светловоя.
– Хоть и горько мне было слышать, что завелись на Истире лиходеи, а все же рад я, что Небесный Воин тебя туда привел, – заговорил князь. – Теперь не надо мне смолятинским гостям рассказывать, что сын мой вырос молодцом – сами видели. Сами видели, что ты и в возраст, и в разум вошел, женихом стал. И невеста для тебя уже есть.
Светловой сдержал возглас, но брови его сами собой взметнулись вверх. Он не сразу смог справиться со своим лицом – оно не слушалось. Какая невеста?
– Князь Скородум дружбу свою нам заново явил, предлагает родством ее скрепить, – продолжал Велемог. – Ему Макошь послала единственную дочь, зато уж она и красотой, и умом, и вежеством десять других девиц за пояс заткнет. Хочет князь Скородум ее за тебя сосватать. И я с кормильцем твоим рассудил – лучше нее и желать нечего. Славная будет тебе жена, а речевинам – княгиня.
– Да куда же спешить? – обеспокоенно подала голос княгиня, потрясенная не меньше сына. – Всего-то восемнадцать нашему соколику, а Дароване уж двадцать лет, не меньше! Да и какая она…
Княгиня нечасто решалась возражать мужу, но сейчас волнение придало ей смелости. Она мечтала женить сына на одной из славенских боярышень, которые выросли у нее на глазах, выбрать такую, которая сделает Светловоя счастливым. А тут хотят везти княжну, которой они даже не видели! Сваты всегда хвалят невесту. Красоту ее и искусство в рукоделии можно проверить, но в душу к ней не заглянешь.
Но князь принял решение, и не жене было заставить его передумать. Он бросил на нее лишь один взгляд, но княгиня тут
