— Я думал, что близость вызывает презрение.
— О нет. Я так не считаю. А…
— Вы собираетесь копать эту дыру до самого Китая? — перебил он.
Розамунда опустила глаза. Она срезана стебель лилии у самой земли и воткнула ножницы в грязь.
— На растении завелись черви, — придумала она. Лорд Косгроув обошел ее и остановился, наступив ярко начищенными сапогами на сломанную лилию.
— Посмотрите на меня, Роуз.
О, ей следовало бы встать, как только она услышала его голос. Идиотка. Изобразив на лице дружелюбную улыбку, она подняла голову и, скользнув взглядом по застежке его панталон, посмотрела ему прямо в лицо. От безразлично-пренебрежительного выражения его светло-голубых глаз она похолодела. Все слухи о его похождениях и разврате всплыли в памяти. И громче других звучал голос Брэма Джонса, рассказывавший о женщинах, гораздо более опытных, чем она, которых смешал с грязью этот человек.
— Вам идет, когда вы смотрите снизу вверх, — пробормотал маркиз. — Надо запомнить это.
Собрав до последней капли всю свою смелость, Розамунда протянула руку:
— Помогите мне встать, пожалуйста.
В тот же момент, когда он взял ее руку, она вспомнила, что он еще никогда не дотрагивался до нее. Он довольно крепко держал ее руку, помогая ей подняться, но, несмотря на пробудившуюся на минуту надежду, она чувствовала от его прикосновения лишь леденящий, все возраставший страх.
Косгроув не выпускал ее пальцев, притягивая ее к себе.
— А знаете, как трудно, дражайшая Роуз, — назидательно изрек он, — найти женщину, обладающую вашими качествами?
— И что это за качества, милорд? — Чуть заметная дрожь в ее голосе, казалось, не удивила его. Маркиз явно пытался запугать ее, и делал это с большим искусством.
Его губы скривились в улыбке, но ее не было в его глазах.
— Я полагаю, вы узнаете это довольно скоро.
Он взял девушку за подбородок, но не поднял ее голову, а дал понять, что сделает это, если она станет сопротивляться. «Пожалуйста, не целуйте меня», — мысленно молила она, при этом удивляясь, почему волнуется. Через месяц он будет целовать ее, когда захочет. И этим не ограничится. Глядя в эти ангельские голубые глаза, она сознавала, что Брэм был абсолютно прав. В аду у нее не было бы и малейшего шанса на сопротивление. Неискушенной девушке невозможно бороться с этим дьяволом, а тем более надеяться выиграть эту битву. Да и выжить будет мудрено.
— Вы боитесь меня? — продолжал он тем же мягким тоном, глядя ей в лицо. — Предлагаю вам сказать «да».
— Д-да, — только и смогла она выдавить из себя. Маркиз лизнул ее губы.
— У них восхитительный вкус, — сказал он, отпуская ее и отступая назад. — Вы и в самом деле похожи на розу. Он смерил ее слащавым взглядом с головы до ног, затем повернулся и пошел к подъездной дороге.
Боже милостивый! Яростно вытирая губы, Розамунда подошла к каменной садовой скамье и бессильно опустилась на нее. Что бы она сделала, если бы он не ушел? Или еще хуже — заставил прямо тут исполнить супружеский долг? Даже Беатриса с содроганием говорила о физической близости, а она утверждала, что вышла замуж по любви.
— О черт, он ушел! — крикнул Джеймс, выбежавший из черного хода, которым пользовались слуги.
— Ты видел Косгроува здесь, со мной? — возвысив от возмущения голос, рассердилась она.
— Ну да. Хотел дать вам обоим время побыть наедине, чтобы ты убедилась, что он не такой ужасный. Но я-то потерял его. Он был на коне или в карете? — Ее брат промчался мимо нее и поспешил на улицу.
— Откуда, черт побери, я знаю?
Джеймс с недовольным видом оглянулся на нее:
— Не кричи на меня. Я не виноват, что он приехал повидать тебя, а ты работала в саду, копалась в грязи. Впрочем, Косгроуву наплевать на…
— Что? — Розамунда вскочила на ноги и побежала за братом. — Это ты-то не виноват, Джеймс? Даты виноват кругом! Я стараюсь спасти нашу семью от разорения, до которого ты ее довел!
Он отступил назад, выставив перед собой руки, чтобы не подпустить ее к себе.
— Не надо истерик, Роуз. Тебе уже двадцать. Мать всю зиму жаловалась, что ты все еще не замужем. А теперь я позаботился об этом. Ведь это мой долг, не так ли?
Господи, до чего же ей стал противен брат! Но что толку попусту болтать с ним? Этот глупец ничем не поможет. Выручить способен только один человек. И зовут его — Брэм Джонс.
* * *
— Это неудачная мысль, — проворчал Брэмуэлл, глядя на себя в зеркало.
— Милорд…
— В следующий раз, когда я соглашусь пообедать с Огастом и его потомством, Мостин, ты должен застрелить меня. Тебе ясно?
— Как стеклышко, милорд, — спокойно ответил слуга, как будто они обсуждали столовые приборы. Он продолжал стряхивать пылинки с плеч Брэма.
— А если я упомяну, что пригласил кого-то еще пообедать с нами, перезаряди пистолет и выстрели в меня еще раз.
— Да, милорд.
Обычно невозмутимый тон послушных ответов слуги возвращал Брэму свойственный ему циничный юмор. Однако в этот день он не мог избавиться от ощущения, что сделал глупость. Накануне он не только послал записку, принимая приглашение Огаста, но и сообщил ему, что придет с друзьями.
Друзья… Он пригласил этого щенка Джеймса только потому, что его сестре требовался сопровождающий. Все его мысли были о Розамунде. Единственное место, где ему бывало не по себе, так это в обществе собственной семьи. Ради всех чертей, он даже не знал, собирается ли герцог обедать с ними. А теперь еще Розамунда. У него вырвался стон. Господи! Левонзи знал о соглашении Абернети с Косгроувом.
— Идиот! — с яростью обругал он себя.
— Милорд? Брэм опомнился.
— Не ты, Мостин. Я.
— С вашего позволения, милорд, у вас очень нездоровый вид. Может быть, вам лучше сегодня остаться дома?
— Я убежден, дружище, что мне лучше остаться дома. — Он надел свою черную шляпу, натянул черные кожаные перчатки и положил в карман туго набитый кошелек. — Не жди меня, ложись спать.
Мостин кивнул:
— Тогда доброго вам вечера, милорд. Вряд ли пожелание этого чудака сбудется. По крайней мере погода была хорошая, и он подумал, что мог бы воспользоваться своим двухколесным экипажем или коляской. Но, на случай появления герцога, следовало приехать в карете. Массивная и черная, она требовала двух пар одинакового цвета лошадей. На ее дверцах, правда, не было фамильного герба. Вероятно, герб Джонсов существовал в виде татуировки на заднице Левонзи, но никто не нашел бы его где-либо в Лаури-Хаусе.
Он сел в карету, приказал кучеру ехать в Дэвис-Хаус. Слуга закрыл дверцу. Брэм нутром чувствовал, что в этот вечер ему предстояло оказаться в центре большого скандала. Обычно женщины предпочитали встречать его экипаж около дома, и он не выходил из кареты у парадного входа и не стучал в дверь, но, очевидно, имея дело с порядочной девушкой, необходимо было соблюдать приличия. Спустя несколько минут в холле Дэвис-Хауса Брэма встретил быстро сбежавший с лестницы виконт Лестер, и Брэм подавил вздох. Этот идиот, конечно, облачился во все черное, и они вместе походили на пару тех людей, которые носят гроб с покойником.
