— Можешь попытаться, — ответила она, ухмыльнувшись в свою очередь, похлопывая рукой чек, который она держала в нагрудном кармане своей рубашки.
— Очень соблазнительно, — пробормотал он, разглядывая ее полные груди, отчетливо выделявшиеся под мягкой фланелью рубашки. — Очень соблазнительно…
Кровь прилила к лицу от его пристального взгляда, и, застигнутая врасплох, Импрес вспомнила суть их договора.
— Какой сегодня день? — спросил Трей спокойно, и она угадала его мысли, которые были близки и понятны ей.
Импрес поперхнулась, прежде чем выпалила:
— Пятый.
Она не отдавала себе отчета в том, что произнесла. Ей бы надо было сказать четверг, или двадцать пятое января, или что-нибудь еще, но слишком крепко сидело в памяти трехнедельное соглашение.
— Ты так и не получила платьев.
— Мне они не нужны, — ответила Импрес, в то время как он окинул взглядом ее блестевшие башмаки, ношеные брюки, выгоревшую рубашку и густую гриву рыжеватых волос. — Правда.
— У мамы есть кое-что.
— Не нужно беспокоиться.
— Почему бы, мне не поговорить с ней? — продолжал Трей, не обращая внимания на ее отрицательную реакцию.
— Мне нравится моя собственная одежда.
— Ты когда-нибудь носила платья? — Вопрос прозвучал небрежно, но в нем была попытка узнать о ней побольше.
— Иногда. — Импрес не решилась сказать ему, что выросла из своего последнего платья год назад, и у нее не лежало сердце переделывать что-нибудь из платьев матери.
— Может быть, кое-что можно одолжить. — Импрес запротестовала в ответ на это предложение, и Трей торопливо закончил: — Это только для гостей. Мама сказала, что они просятся навестить меня, и неприлично, когда чудодейственная целительница, которая спасла мне жизнь, одета кое-как.
Нижняя губа Импрес задрожала, и она отвернулась, чтобы Трей не видел, как ее глаза заблестели от слез. Неужели он думает, что ей нравится носить лохмотья? Дело было в том, что Гай, Эмили, Женевьева и Эдуард нуждались в одежде, а денег совсем не хватало.
— Боже мой, я порю чушь, — сказал Трей примирительно. Он коснулся ее талии и притянул к себе ближе. Взяв ее руку, он погладил тонкие пальцы. — Ты прекрасно выглядишь. Только… ну, ты знаешь, каковы женщины в провинции. Ты спасла меня, и я очень признателен тебе. Но еще больше признательны мои родители, ты для них — ангел. Что скажешь, если мама даст тебе несколько платьев, чтобы поменьше было сплетен?
Глаза Импрес натолкнулись на его внимательный и властный взгляд.
— Ты будешь, — спокойно заявил Трей, — представлена как сиделка, которая спасла мою жизнь. Никто не осмелится спросить больше.
— Как много знают люди? — спросила она, умышленно подчеркнув вопрос.
Он не стал отвечать тотчас же, пытаясь понять смысл ее реплики.
— Ты жила далеко от Елены, не так ли? Импрес кивнула, подтверждая его догадку.
— Я бы вспомнил тебя, если бы видел раньше, — спокойно сказал Трей, обращаясь больше к себе, чем к ней. — Тут все знают друг друга.
Ее зеленые глаза ничего не выражали.
— Понимаешь, у Лили было много друзей и знакомых отца, и моих тоже. — Чуть вздохнув, он продолжил: — Пятьдесят тысяч, конечно, необычная сумма для Чу. В общем, это привлекло внимание…
То есть практически каждый в Елене знает о тебе, обо мне и о пятидесяти тысячах долларов, — прямо закончила Импрес и отдернула руку.
— Я боюсь утверждать, что каждый.
Импрес посмотрела на него с вызовом. Он твердо встретил ее взгляд.
— А какого черта ты ожидала? Если ты такая смелая, — продолжил он с легкой улыбкой, — то должна понимать, что есть кое-что, что не назовешь обычным бизнесом.
Она не обратила внимания на его объяснение.
— Тогда почему я вообще должна с кем-то встречаться?
Трей не стал говорить, что она оказалась в центре внимания всей этой истории со стрельбой, в которой его роль выглядела, по меньшей мере, непонятной. Он не сказал, что у него нет намерения отпускать Импрес, прежде чем истекут три недели. Он не сказал, что думает о том, чтобы не отпускать ее вовсе. Последнее, однако, было трудно устроить до той поры, пока он не выздоровеет окончательно и не выберется из-под пристальной опеки родителей.
Когда Блю и Фокс пришли навестить Трея, Импрес воспользовалась этим, чтобы поговорить с Хэзэрдом. Теперь, когда Трей выздоравливал, ей представлялось разумным обсудить денежные вопросы с его отцом.
Пока Импрес отсутствовала, Трей первым делом спросил своих кузенов о Джейке Полтрейне. Блю рассказал ему, что после злосчастных выстрелов шериф начал расследование. Кроме того, Хэзэрд предпринял частный розыск.
— Все уверены, что это дело рук Джейка Полтрейна? — спросил Трей.
— Я думаю, что, скорей всего, кто-то из его людей, — ответил Фокс. — Полтрейн не будет, сам делать грязную работу.
— А как Фло?
— Ее похоронили вчера.
— Я бы хотел что-нибудь сделать в память о ней. У нее есть родственники?
— Никто не знает.
— Расспросите Лили. — Трей на секунду закрыл глаза и кровавое зрелище предстало перед ним. — Если бы моя голова была там, где ее, меня сейчас не было бы на свете.
— Судьба, — вздохнул Блю.
— Духи присматривают за мной.
— Всегда и везде, — сказал Фокс.
Все знали, что Хэзэрд и Трей имеют могущественных покровителей.
— Слава Богу, что это был револьвер, а не винтовка. Тогда бы мне не выжить.
— Эта женщина остается здесь? — решился, наконец, спросить Блю. Это было очень важно для всех.
Трей ответил вопросом на вопрос:
— Разве я не заплатил за нее?
Импрес сидела напротив Хэзэрда за большим полированным столом. Библиотека отца Трея была небольшая и очень уютная. В углу комнаты горел в камине огонь, стены от пола до потолка бьши заставлены застекленными книжными полками. Комнату заполнял полуденный свет, в ней уютно пахло старой кожей. Запах был совершенно тог же, что в библиотеке ее отца. Ну, кто бы мог подумать, что дочь графа Жана-Луи Шарля Максимилиана Жордана судьба забросит так далеко в горы Монтаны? Но Импрес не собиралась жаловаться на превратности жизни.
— Вы понимаете, сколь многим мы обязаны вам, мисс Джордан, очень обязаны, — начал Хэзэрд, приветливо глядя из-под густых бровей. — Для начала я подтверждаю каждое слово, которое сказал вам, когда раненого Трея привезли домой.
Он был очень любезен, пытаясь облегчить напоминание о необычных обстоятельствах, которые связывали ее с сыном. Хэзэрд помолчал, предоставляя ей возможность ответить.
Импрес напряглась, лихорадочно обдумывая ответ. Что ей сказать человеку, сын которого заплатил за нее в публичном доме пятьдесят тысяч долларов золотом?