— Вы виделись с мистером Тейлором после случившегося? — поинтересовался Бентворт, и Бетани почудилось, что ее впечатали в стену.
— Нет… разумеется, я с ним не виделась. — Ей удалось выговорить эти слова, и голос ее дрожал лишь слегка. — И в будущем не собираюсь.
— Понятно. Насколько я понимаю, вы обвиняете его в смерти вашего отца.
Бетани хранила молчание, и только глаза выдавали все усиливающуюся враждебность.
— В действительности он не виноват, знаете ли. В жизни всегда приходится делать выбор, и Тейлор принял наилучшее решение в тех трагических обстоятельствах, — сказал Бентворт.
— Странно слушать, что вы защищаете его, — жестко оборвала Бетани. — Мне казалось, вы ненавидите друг друга.
— Ну, особой симпатии между нами нет, это правда. — Бентворт на секунду обнажил зубы в улыбке. — Но я могу распознать стоящего человека, если таковой имеется.
— И мистера Тейлора вы считаете стоящим?
— Не могу этого не признать, — после небольшой паузы ответил Бентворт. — Боюсь, он единственный проводник, способный вернуться в Вилькапампу.
— С нами были еще люди, — напомнила она. — Двое ваших людей…
— Поклялись, что больше никогда на такое не пойдут. Вот к чему привело то, что я слишком щедро их наградил, — горестно улыбнулся Бентворт. — Когда у них кончатся деньги, уверен, они станут более сговорчивыми, но у меня не так много времени. Вилькапампа вызывает огромный интерес других экспедиций.
— Значит, вы уверены, что это был тот самый город, на поиски которого мы отправлялись? — против воли в голосе Бетани послышалась заинтересованность.
— Судя по всему, да. Конечно же, это не может быть со всей достоверностью доказано, пока мы не получим фотографий и не изучим все детали.
— Понимаю, — Ее пронзила боль в сердце, когда она вспомнила о пакете, который сумела уберечь только для того, чтобы обнаружить там впоследствии собственные записи и наброски взамен заметок отца.
Бедный папа — он столько трудился, чтобы потерять все.
Бентворт тактично покашлял, а когда она подняла глаза, продолжил:
— Это одна из причин, которые привели меня сюда, дорогая. Я знаю, какое значение имела для него и для вас честь стать первооткрывателями города. Однако без фотографий и заметок вся слава, само собой разумеется, достанется другому человеку, который приоткроет вековую завесу.
— Это невероятно! Мой отец погиб, пытаясь донести до людей свои записи, и он заслуживает памяти и славы.
— О, он ее получит. Но вы должны понять, что появится другой, который составит подробное описание и подтвердит его находками. В этом деле на долю неудачников выпадают сноски.
— Сноски!
— Небольшой печальный рассказ о талантливом увлеченном человеке вроде вашего отца. Но это не должно быть так.
Охваченная негодованием, Бетани прислонилась к стенам веранды, устремив взгляд вдаль. Тучи проплывали над вершинами гор, которые чем-то напоминали ощерившиеся пики Перу. Она вспомнила Трейса, его угрюмое застывшее лицо, когда она говорила, что ненавидит его, что из-за него погиб ее отец. Трейс ничего не отрицал, не пытался защищаться, просто смотрел на нее. Почему-то немое обвинение, застывшее в его черных глазах, сильнее любых слов преследовало ее.
Может, Трейс и не был причиной гибели ее отца, но он сделал недостаточно для того, чтобы спасти его. Стоило ему попытаться приложить усилие, и отец по-прежнему был бы с ней, ему по праву досталась бы честь, которую он заслужил годами самозабвенного труда, посвященного расшифровке древних манускриптов.
Почти машинально она подняла руку и коснулась подбородка. Теперь синяк уже совсем прошел, но на это потребовались недели. Он служил постоянным напоминанием о предательстве Трейса. Он не любил ее отца и не слишком беспокоился о том, чтобы постараться сохранить его жизнь. Она никогда не простит ему этого. Никогда.
Вернувшись к Бентворту, Бетани проговорила:
— Что не должно быть так? Что вы имеете в виду?
— Вы могли бы отстоять право вашего отца на это открытие, — Бентворт, внимательно следивший за ней, заметил, каким напряженным стало ее лицо.
— Но я не сомневаюсь, что другие экспедиции уже добрались туда.
— Не забывайте, там было землетрясение, уничтожившее все, хотя бы отдаленно напоминающее дороги, плюс сезон дождей, неумелые проводники… Нет, вряд ли кто-нибудь был в состоянии найти город.
— Вы хотите снова послать мистера Тейлора? — Ей не удалось скрыть горечи, прозвучавшей в вопросе.
— Очень хотел.
— И?..
— Он отказался. Никакие деньги не подвигли его на это, никакие обещания. Даже взятки и шантаж не помогли.
Бетани не стала спрашивать, что скрывается за словом «шантаж». Ей не хотелось этого знать.
— Для чего вы рассказываете мне об этом?
Бентворт поднялся, в голосе его слышалось сдерживаемое волнение. Серые глаза поблескивали под кустистыми бровями, пока он говорил:
— Потому что только вы можете заставить его передумать, дорогая. Только вы можете уговорить Тейлора.
— С какой стати я буду его уговаривать! — воскликнула Бетани, отступив назад.
— Бетани, вы, конечно же, помните огромный зал, наполненный золотыми вещами. Вы видели его собственными глазами… и спрашиваете почему?
— Меня не интересует золото. Моего отца убили! Вы думаете, что я могу туда вернуться? — Ее пальцы впились в батист блузки, и она задрожала от сдерживаемых эмоций.
— Не для себя, нет. Но ради вашего отца, для того чтобы его имя сохранилось в истории. У вас есть возможность осуществить его мечту вместо него, Бетани. Никто другой не может подтвердить права на его открытие — вы можете.
— Для этого нужно быть сумасшедшей!
— Да. Или одержимой, — Бентворт улыбнулся. — Или просто решительной, чтобы довести до конца то, что он начал.
Бетани почувствовала, как у нее пересохло в горле. Нет, она не может и думать о таком безумном предложении! Почему она должна еще раз проделывать этот кошмарный путь, где на каждом шагу подстерегают опасности, видеть каждый день Трейса, слышать, как он насмехается над ней своим хриплым голосом… Нет, она не в состоянии вынести это снова.
Лима, Перу, июль 1890
Бетани, стараясь глубоко дышать, чтобы успокоиться, подняла руку и сильно постучала в тяжелую дубовую дверь. Прошло несколько секунд.
— Могу ли я быть чем-нибудь вам полезен? — спросил высокий светловолосый мужчина, с любопытством глядя на нее.
Сильно разочарованная, с трудом подбирая слова, она проговорила:
