— А он… знает, чем занимался его брат?
— Я не уверен. Он не выдал этого ни выражением лица, ни интонациями. Невозможно понять, что у него на уме.
— Но ты хотя бы выяснил — доложили ли ему таможенники, что ничего не заметили? Поскольку все тихо, можно полагать, что они так и сделали.
— Не знаю. Он не упоминал об этом.
— Но, Ричард, это же самое главное, что нам нужно узнать, ради этого ты и поехал к нему! Видимо, поездка в Лондон плохо отразилась на твоих мозгах.
Желая избежать ее насмешек, он поспешил оправдаться:
— Я никак не мог — мы разговаривали совсем недолго, а потом к нам присоединилась его дочь.
Он услышал, как Кейт втянула в себя воздух, и, даже не глядя на нее, почувствовал, как она напряглась.
— Вот как? У сэра Генри есть дочь? Ты мне сразу об этом не сказал.
— Мне казалось, что это не важно.
— Казалось? А теперь?..
Он встал и подлил ей в бокал вина. Она не сводила глаз с его руки. Он с досадой увидел, что рука немного дрожит.
— И сколько этой дочери лет? Она еще ребенок или…
— На мой взгляд, ей примерно столько же, сколько тебе.
— Она только что приехала из Лондона. Наверное, одета по последней моде?
Он нетерпеливо сделал глоток вина.
— Понятия не имею. Она же в трауре.
— Она красива?
— Думаю, что ее находят красивой.
— А как на твой взгляд?
— Ну, в общем да, Кейт. В ней есть определенное изящество и своего рода утонченность, как у Джудит…
Она допила бокал и с размаху поставила его на столик. Бокал опрокинулся, упал на пол и разбился.
— А во мне ничего этого нет! Ты ведь об этом подумал, Ричард?
Он беспомощно заглянул ей в глаза, подыскивая слова, способные ее успокоить. Но она внезапно прижала ладони к щекам, съежилась и отвернулась. Он с ужасом увидел, что она плачет.
Когда-то давно он уже видел ее такой. Ричард лихорадочно порылся в тайниках памяти, и перед его глазами всплыл образ беспомощной, страдающей Кейт… Однажды зимой она пришла к нему и, ничего не сказав, уткнулась лицом ему в плечо. Он обнял ее, еще не понимая причины ее состояния. Тут она сдавленным шепотом выговорила, что умерла ее мать.
Тогда она была еще почти ребенком. Инстинкт подсказал ему, что сейчас она испытывает нечто похожее, что по какой-то неведомой ему причине ей очень больно.
Изо всех сил надеясь, что поступает правильно, Ричард опустился на колени и нежно обнял ее. Несколько мгновений она сидела словно каменная, затем ее тело обмякло, и она прижалась щекой к его волосам.
— Прости меня, Ричард! В конце концов, я такая же дурочка, как все прочие женщины. Но я просто не вынесу, если потеряю тебя. Я… я так люблю тебя!
Он крепче обнял ее и стал целовать ее пальцы.
— С чего тебе вдруг терять меня?
Она ответила очень тихо, и он впервые услышал в ее голосе нотки смирения:
— Я прекрасно понимаю, что, если… если бы ты вращался в обществе, как тебе это подобает, если бы остался в Лондоне надолго и встречался с великосветскими леди, ты бы перестал нуждаться во мне.
— Какая чепуха, — мягко проговорил он.
— Нет! Это правда. Мой отец был моряком, а мать портнихой. Вот мои корни. То, что я сейчас собой представляю, — дело твоих рук.
— Тогда мне остается только гордиться. — Он посмотрел на нее с улыбкой. — А ты в корне изменила всю мою жизнь, поэтому мы накрепко связаны друг с другом.
Она провела ладонью по его щеке, пригладила ему волосы.
— Я так ждала, что ты это скажешь, — с той самой ночи. Это… и еще три слова.
— Какие три слова?
Она прикрыла глаза пушистыми ресницами.
— Что ты меня любишь.
— Тогда я скажу их сейчас. Я тебя люблю, Кейт. Теперь ты счастлива?
Он почувствовал, как она глубоко, удовлетворенно вздохнула. Потом положила голову ему на грудь и замерла, в ее глазах застыло туманное, мечтательное выражение.
— Если бы только… — начал он и замолчал. Это был не слишком подходящий момент, чтобы сказать: «Если бы только ты всегда была такой, моя Кейт».
Кейт и Джудит вышли из леса с полными корзинами колокольчиков. На щечках Джудит играл нежный румянец, знак вернувшегося здоровья. Из-под глаз исчезли темные круги. Она держала голову слегка склоненной набок, словно любопытная птичка, прислушиваясь к окружающим ее звукам. Теперь она знала по голосу каждого ребенка в деревне, научилась свободно передвигаться по домику Кейт, помнила, сколько шагов от одной деревенской лавочки до другой. Сегодня утром, осторожно ощупывая каждую вещицу, которую клали ей в руку, она выбрала брошку для Кейт. И с гордостью принесла домой этот первый подарок, который купила сама на деньги, вырученные от плетения корзин. Кейт сказала, что это будет ее любимое украшение, кроме разве что золотого крестика, много лет назад подаренного Ричардом.
За деревней блестела на солнце ровная гладь залива. От причала отделилась рыбацкая лодка, вспугнув цаплю, которая покинула камыши и тяжело полетела над илистым берегом. Кейт, провожая ее глазами, описала происшествие Джудит, но вдруг оборвала себя на полуслове.
У церкви стоял грум, держа за повод двух лошадей, одну с дамским седлом. Джудит, необыкновенно чуткая к каждой перемене в настроении Кейт, беспокойно спросила:
— Почему мы остановились? Ты что-то увидела?
— Я не уверена, но кажется…
Кейт прищурилась. Она увлекла Джудит вперед и попросила ее подождать у кладбищенских ворот. А сама неспешно двинулась по дорожке между надгробьями, потом тихо скользнула в тень какого-то памятника.
Вдоль церковной ограды медленно шла молодая светловолосая девушка в элегантной черной амазонке, время от времени останавливаясь, чтобы прочитать надписи на памятниках. Или только делала вид, что читает? Сдвинув брови, Кейт напряженно следила за ней. Через минуту девушка должна поравняться со склепом, где уютно лежала партия контрабандных бочек. Заинтересованный наблюдатель легко различит отпечатки ног на земле, помятый мох, сколотую с бочонка щепку. Неужели новый сквайр предпринял очередной шаг — потихоньку послал на поиски следов свою дочь? В том, что незнакомка и есть дочь сэра Генри, Кейт не сомневалась.
Едва Арабелла поравнялось со склепом, Кейт выступила из тени и небрежно кивнула.
— Если вы желаете посетить церковь, мэм, я могу достать для вас ключ.
Арабелла вздрогнула и подняла глаза. И увидела перед собой хорошенькую брюнетку, в чьих глазах, несмотря на вежливые слова, читалась неприязнь.
— Вы очень добры, но… пожалуй, в другой раз. Сейчас я уже должна возвращаться.
