Кучеру он велел выбрать насколько возможно более долгую дорогу до Кэвендиш-сквер. Мэг была не слишком хорошо знакома с лондонскими дорогами – скорее всего ей и в голову не придет, что он намеренно избрал самый долгий путь до дома Лэнгли.
Он поднялся по нескольким ступенькам к парадной двери дома леди Олкотт и громко постучал. Мрачный на вид дворецкий отпер дверь и пригласил Джонатана в приемную, где ему и велено было подождать.
Джонатан с досадой подумал, что это уже прогресс – ему дозволено войти в дом на расстояние в несколько шагов и полюбоваться гобеленами из восточного шелка на противоположной стене. Повернув голову на звук приближающихся шагов, он вздохнул с облегчением.
И вот она, Мэг, такая красивая в шелковом платье цвета слоновой кости. Вместе с ней ее сестра Феба, с которой он познакомился на приеме у Лэнгли. Феба решительно направилась прямо к нему и сделала неглубокий, быстрый реверанс.
– Добрый вечер, милорд! Я жду от него много удовольствия.
Он бросил взгляд на Мэг, и она ответила ему приветливой улыбкой. Он помнил такую улыбку. Серена однажды посмотрела на него снизу вверх, ее белокурые волосы разметались в беспорядке, в них запутались сухие травинки, а улыбка была точно такой же, как эта.
– Феба сегодня будет моей спутницей, – проговорила она негромко.
Разумеется. Если бы он мог себе это позволить, то дал бы себе хороший подзатыльник за то глупое предположение, которое сделал. Разумеется, что молодая девушка не может отправиться вечером развлекаться без сопровождения спутницы-дуэньи, даже если приглашена туда тем, кто вскоре станет ей мужем, и его другом. Это было бы в высшей степени неприлично.
Слишком много времени он провел вне респектабельной компании, решил Джонатан про себя.
– Ну конечно же. Очень рад видеть вас снова, мисс Феба.
Ее улыбка была заразительной, и Джонатан вдруг решил с уверенностью, что даже если она и слышала что-то о позоре старшей сестры, то даже не подумает, что это имеет какое-то отношение к нему.
Однако Мэг об этом знала. Она все видела, и даже теперь осведомленность о том, что произошло много лет назад, таилась в ее серых глазах.
Улыбнувшись Фебе в ответ, он протянул согнутую в локте руку.
– Вы позволите?
– Конечно! – произнесла она и взяла его под руку.
Ему показалось или Мэг и в самом деле прищурилась, когда ее сестра прикоснулась к нему? Ему следует вести себя в высшей степени корректно по отношению к Фебе Донован. У него нет ни малейшего намерения флиртовать с ней. Боже упаси, чтобы Мэг его в этом заподозрила. Он уже причинил страдания одной из ее сестер. И этого более чем достаточно.
Джонатан помог Фебе сесть в экипаж, после чего подал руку Мэг. Когда ее рука коснулась его руки, он от волнения со свистом втянул воздух. Прикосновение было таким знакомым, что его окатили эротические ощущения, уже испытанные в прошлом. То был… настоящий удар по нервам.
Скрипнув зубами, Джонатан одернул брюки и уселся в карету на сиденье напротив того, которое занимали сестры. Он взглянул на них, когда экипаж тронулся с места и покатил по Сент-Джеймс-стрит. Феба была одета в платье из золотисто-желтого шелка, и этот цвет подчеркивал солнечное сияние ее юности. Платье Мэг, белое, совсем простое, произвело на него особое впечатление. Было нечто девственно-невинное в его белоснежности, в нитке жемчуга у нее на шее, и от этого внутри у Джонатана словно бы все сжалось.
Серена была девственницей, когда он впервые познал ее. Потом это произошло еще раз. Не более того.
Феба не могла спокойно усидеть на месте. Ей не терпелось как можно скорее выйти из экипажа и вволю погулять и развлечься в парке.
– Не огорчает ли вас отсутствие других ваших сестер? – спросил Джонатан, чтобы завязать разговор. Одна из сестер, насколько он помнил, была старше Фебы. Почему Мэг избрала для совместной поездки именно ее?
– О да, я жду не дождусь, когда Оливия и Джессика наконец приедут в Лондон, – доверительно сообщила Феба Джонатану. – Они планируют приехать сразу после того, как Мэг выйдет замуж за Лэнгли.
Он поднял брови и произнес:
– Вот как?
Феба кивнула и продолжила:
– Они ненавидят Антигуа, поймите. Мы все ненавидим.
– Это верно? – обратился Джонатан с вопросом к Мэг.
– «Ненависть» – это слишком сильно сказано, Феба, – заметила Мэг с ноткой жесткости в голосе. – Имеется немало причин для нашего желания вернуться в Англию.
Феба в ответ на замечание усмехнулась и заявила:
– Главное то, что мы все ненавидим Вест-Индию.
Мэг вздохнула и промолчала.
– Но я надеюсь, что они приедут еще до начала зимы. Видите ли, милорд, у Оливии очень слабое здоровье, – произнесла Феба таким тоном, словно сообщала большой секрет. – Мама очень редко позволяет ей выходить из дома.
– Мне очень грустно слышать это.
– В последнее время она немного окрепла, – сказала Мэг. – И я думаю, что климат Лондона будет для нее благоприятным.
– Вот как? – спросил Джонатан. – А в чем, собственно, заключается ее недомогание?
– Когда мы только переехали на Антигуа, ей было всего девять лет. Она и папа подцепили малярию. Оливия справилась с первым приступом, а папа нет.
Тут Мэг умолкла, но Феба продолжила с того, на чем та остановилась.
– Но эта ужасная болезнь наградила ее очень хрупким здоровьем. Она всегда очень бледная, легко теряет силы вплоть до обморока, ее часто лихорадит.
Мэг не смотрела на Джонатана, она сосредоточила внимание на улице, по которой они ехали. Сочувствие к ней охватило его, когда он заметил довольно глубокую морщину, появившуюся сейчас у нее между бровями.
– Но Оливия сильнее, чем кажется. Она победит болезнь, – проговорила она.
– Я уверен, что так оно и будет, – отозвался на ее слова Джонатан. – Тем более с вашей помощью и поддержкой.
Ее серые глаза сверкнули при взгляде на него. Господи, как ему хотелось прикоснуться к ней. Как она прекрасна. Он жаждал впитать в себя ее аромат, целовать пальцы, руки, пройтись губами по нежной, чувствительной коже от сгиба локтя до плеча, поцеловать шею. Хотел пощекотать языком впадинку за ушком, поцеловать подбородочек и, наконец, прильнуть к ее губам.
Эти полные губы, изогнутые в форме лука. Вот она провела кончиком языка по ним, и Джонатану захотелось попробовать их вкус. Однако он желал гораздо большего, чем поцелуй, жаждал, чтобы она открылась для него, мечтал овладеть ею со всей страстью.
