Втайне он торжествовал, хотя был совершенно ошеломлен. Значит, вся холодность, все ее стремление держать его на расстоянии были не чем иным, как притворством. Глубоко внутри, под истекающим кровью сердцем и раненой гордостью еще вспыхивали искорки желания. Пусть она по-прежнему ненавидит его. Пусть готова дать ему пощечину. Пусть жаждет послать его к черту, но сегодня между ними что-то изменилось. Она смягчилась. Чуть-чуть, только на мгновение, но смягчилась.
Поразительно. Вместе они были как фитиль и порох, особенно когда он ухаживал за ней и в первые месяцы супружеской жизни. Они одинаково самозабвенно скандалили и любили друг друга. Но когда все рухнуло, они виделись только время от времени и жили в разных домах. А пока не разъехались, встречались крайне редко и обменивались вежливыми кивками, когда сталкивались в коридоре. Она всячески показывала, что не выносит одного его вида, и он верил.
Они стали чужими людьми. Он даже не потрудился узнать, каким образом девушка, когда-то обожавшая его, стала женщиной, его презиравшей. Он был твердо убежден в том, что только чудо может вновь зажечь огонь, пылавший когда-то между ними.
Но сегодня все изменилось в одно мгновение. Вернулось былое, палящее желание, и назад дороги нет.
Виола тоже это понимала. Понимала, что он, как и она, полон решимости настоять на своем. Знала, что есть только два средства борьбы с ним — его слово и ее гордость.
Грозное оружие. Ничего не скажешь, но с его помощью она сражения не выиграет. Он твердо вознамерился получить сына, а это означает, что Виола должна стать той же пылкой, страстной, готовой на все женой, какой была в самом начале. Страсти у нее по-прежнему в избытке, а вот готовность… Чтобы получить ее согласие, он должен раздуть искру желания в буйное, неукротимое пламя.
А это будет нелегко. Виола настолько же пылкая в ярости, как и в желании, такая же упорная в ненависти, как и в любви. Обольщение потребует всей его изобретательности.
И нужно превратить это в забаву. Когда-то они имели это — и потеряли радость и веселье. Смех и желание. Наслаждение обществом друг друга. Он должен найти способ вернуть все это.
Когда они добрались до Тремор-Хауса, он проводил ее в холл, где горничная взяла у Виолы влажную ротонду.
— Прощайте, Хэммонд, — сказала она и уже хотела уйти, но он окликнул:
— Виола! — Она остановилась и обернулась. — Увидимся в пятницу. Мы едем на прогулку.
— На прогулку? Куда?
— Увидишь, — улыбнулся он. — Будь готова к двум часам.
Но не в характере Виолы было оставлять за ним последнее слово.
— Почему это ты выбираешь место для прогулки?
— Потому что я муж, и ты давала обеты мне повиноваться.
Очевидно, это не произвело на нее особого впечатления. Тогда он добавил:
— У меня есть план.
— Именно этого я и боялась.
— Мы устроим пикник.
— Пикник?
Она посмотрела на него как на безумца.
— Ты всегда любила пикники. Когда-то это было одним из наших любимых занятий. А два часа дня — самое подходящее время. Ты всегда начинала чувствовать голод около трех.
— А мое мнение никого не интересует?
— Почему же? В следующий раз место выберешь ты. И еще в следующий, и еще…
— Хорошо, хорошо! — раздраженно буркнула она. — Стоит тебе что-то вбить в голову, и все пропало! Урезонить тебя невозможно!
— А ты сказала, что у нас больше нет ничего общего.
Она передернула плечами и стала подниматься по широкой лестнице. Он продолжал смотреть ей вслед и, заметив, как она коснулась кончиками пальцев того местечка на шее, которого чуть раньше касались его губы, возликовал. Виолу по-прежнему пробирал озноб, когда он целовал ее в шею. Будь он проклят, если это не чудо!
С утра в пятницу Виола стала молить Бога о дожде. Может, тогда пикник не состоится!
Но Господь, похоже, остался так же равнодушен к ее желаниям, как и муж. В отличие от среды, когда они посетили дом на Блумсбери-сквер, пятница выдалась солнечной и теплой. Идеальный денек для пикника.
Перспектива ехать на прогулку с мужем приводила ее в смятение. Раньше они обожали ездить на пикники, и поэтому с ними было связано слишком много воспоминаний о прежней прекрасной жизни. С тех пор Виола больше не ездила на пикники. А когда Джон сказал, какое именно выбрал место, нежелание ехать с ним усилилось в десять раз.
Рука, протянутая за перчатками, которые держала горничная, замерла в воздухе.
— Куда? — прошептала она, в ужасе глядя на мужа.
Он громко рассмеялся, хотя сама Виола не видела причин для веселья. Скорее наоборот.
— Не стоит принимать такой вид, словно я попросил тебя голой пробежать по Пэлл-Мэлл.
— Хэммонд, как ты можешь?
Она скосила глаза на горничную и лакея, стоявших у входной двери.
— Мы всего лишь едем в Гайд-парк, — сказал он, все еще смеясь.
— Но это означает, что мы должны проехаться по Роттен-роу! — с нескрываемым возмущением воскликнула она. — Вместе!
— Не понимаю, что тебя так расстроило.
— Мы с тобой едем вместе в открытом ландо?
Ей стало не по себе.
— В такой день едва ли не половина общества будет в парке. И все нас увидят!
— Мы женаты, Виола. По-моему, в дуэнье ты не нуждаешься.
Но она не желала слушать доводов рассудка. Пронзив его яростным взглядом, она выхватила перчатки у горничной и принялась натягивать.
— Ты та самая причина, по которой возникла необходимость в дуэнье!
Он усмехнулся с таким довольным видом, что ей немедленно захотелось взять свои слова обратно.
— Я действительно придумал множество хитрых способов избавить тебя от братского надзора.
— Не желаю показываться с тобой на Роттен-роу!
— Боишься, что увидят, как я целую тебя в шею?
Именно этого она и боялась.
Виола почувствовала, как шею стало покалывать.
— Хэммонд, я не желаю слушать ничего подобного, — прошипела она, снова многозначительно оглядываясь. — Это неприлично. Кроме того, меня это абсолютно не касается.
— Нет?
— Нет. Потому что я никуда не еду.
— Что случилось, Виола? Не хочешь показывать знакомым, что мы помирились?
— Мы не помирились! И я не собираюсь разъезжать с тобой по Гайд-парку, давая всем повод думать, что между нами что-то есть.
— Поскольку мы еще не живем вместе, вряд ли это должно тебя беспокоить.
— Если ты таким образом решил добиться того, чтобы нам посылали приглашения на двоих, можешь быть уверен: сплетни распространятся очень быстро. И у меня нет особого желания подогревать их таким образом. Я никуда не еду!
