– Эдмунд был другим, – ответила она, подумав с минуту.
– Вы хотите сказать, что он вел себя по-другому? – Ему стало интересно.
– Да, что-то вроде этого. Он... он не обращал такого внимания на мою внешность, как другие джентльмены, что, признаюсь, вначале привело меня в некоторое замешательство. Думаю, что это был вызов моему тщеславию.
Сэмсон был по-настоящему удивлен.
– Не говорите мне, мадам, что он не заметил вашей необыкновенной красоты.
Его откровенность заставила ее покраснеть. А он залюбовался ее розовым лицом и ощутил, как в нем снова зашевелилось желание.
Она уселась поудобнее и закинула ногу на ногу.
– Не совсем. Эдмунд сказал, что иногда считает меня привлекательной. Но все было сложнее. Его интерес ко мне был каким-то... своеобразным, скажем так. Ему очень нравилось мое общество, и он любил появляться со мной в свете, но он... – Она покачала головой. – Это очень трудно объяснить.
– И все же мне очень нужно это знать.
– Он мало интересовался моей семьей, моим прошлым, но постоянно хвалил мои качества деловой женщины и мою работу в Доме Ниван. Казалось, что он гордится мной, моими достижениями, моей внешностью. Но... он не думал обо мне как о женщине, что ли...
Она умолкла, теребя руки, сложенные на коленях.
Сэмсон ждал. Он находил ее замешательство очаровательным и наслаждался моментом больше, чем должен был бы. Он был заворожен ее откровенностью.
– Хотя Эдмунд говорил, что любит меня и что женится на мне по любви, в наших отношениях не было ничего даже отдаленно похожего на... страсть. Признаюсь, это с какого-то момента начало меня беспокоить.
Еще никогда в жизни Сэмсон не чувствовал себя таким растерянным.
– Понимаю, – только и смог произнести он, хотя, по правде говоря, не понимал ничего.
Немного поколебавшись, Оливия снова посмотрела ему прямо в лицо.
– Я хочу, чтобы вы поняли, сэр, что когда я встретила вашего брата и он повел себя так, как во всех отношениях следует джентльмену, я почувствовала, что меня к нему тянет. Он привлек меня, потому что мне показалось, что он искренне... меня любит. Что-то в этом браке было необычно... дружба, что ли, и это мне понравилось.
До Сэмсона наконец дошло. Так ему, во всяком случае, показалось.
– Это очень похоже на удобный брак.
– Брак с вашим братом, сэр, вовсе не был таким удобным.
Ее быстрый ответ развеселил его.
– Верю.
– Эдмунд говорил, что любит меня, и я ему поверила. Но с тех пор как он исчез, я поняла, что будет точнее сказать, что я ему нравилась, а любил он только то, что было связано со мной. Улавливаете смысл?
– Не совсем.
Она раздраженно вздохнула и потерла виски обеими руками.
– Я имею в виду, что Эдмунд любил мое богатство, мою внешность, мой ум, мое социальное положение, мои связи в обществе. Вероятно, даже возможности Дома Ниван, потому что бизнесу этого Дома покровительствовала императрица. И хотя мое общество доставляло ему удовольствие, он не любил то, чем я была сама. Он не любил меня. Мне остается лишь сожалеть о том, что я поняла это только после того, как произнесла клятвы.
Сэмсон подался вперед и сложил перед собой руки на столе.
– Он использовал вас, Оливия.
Она выпрямилась и сказала с вызовом:
– Вы упрощаете.
– И все же это именно то, что он сделал. Женился на всем, кроме вас самой.
Впервые с тех пор, как они познакомились, она была на грани слез. Она уставилась в потолок и часто заморгала, чтобы они не пролились. Честно говоря, Сэмсон ненавидел женские слезы, но сейчас они показались ему более чем уместными. Это был определяющий момент, потому что именно сейчас он понял, что чувствует к ней нечто, не связанное ни с раздражением, ни с похотью. Она вызывала у него сочувствие, которого он никогда не испытывал ни к одной женщине. Правда, ему пришлось признаться самому себе, что в основе этого сочувствия было осознание ответственности за нее. Конечно, вполне возможно, что она принимает его за дурака – как пытались многие женщины до нее. Так что ему по-прежнему надо быть начеку.
Она взяла себя в руки и тряхнула головой.
– Многие люди нашего круга женятся по этим причинам, ваша светлость. В этом нет ничего нового. Я была раньше и сейчас готова к солидному браку без всякой романтики и любви. Чтобы почувствовать удовлетворение, они мне не нужны.
– Да, но большинство женщин, которые соглашаются на удобный брак, все же получают от своих мужей что-то взамен. Есть ли любовь или ее нет, они ценят стабильность своего положения, семью и многое другое, связанное с браком. Мой брат, по-видимому, оставил вас ни с чем, а это не только нечестно, но и вероломно.
Вместо того чтобы расплакаться, как, по его мнению, произошло бы с любой другой леди, она пару минут смотрела на него в задумчивости, а потом повторила:
– По-видимому?
– Да.
Он не хотел, чтобы она придралась к этому предположению. В данный момент он все еще относился скептически к тому, что она рассказывала о его брате. Независимо от того, нравилась она ему или нет, без доказательств он не поверит ей до конца. Почем знать, может, они с Эдмундом сообщники, хотя чем дольше Сэмсон был знаком с Оливией, тем меньше он этому верил. Но ей пока об этом незачем было знать.
Она продолжала на него смотреть, ожидая объяснений. Когда их не последовало, она кивнула и встала. Разговор их, похоже, зашел в тупик.
– У меня есть бренди, если вы это предпочитаете.
– Предпочитаю чему?
– Теплому молоку с медом. Чтобы помочь вам заснуть.
Наступила тишина, хотя нельзя было сказать, что в комнате было тихо – снизу, с улицы доносились смех, пьяные выкрики и пение, грохот проезжавших мимо экипажей. Но что-то произошло между ними – нечто непредвиденное и завораживающее, нечто вроде электрического заряда – и они оба это поняли.
– Нет, благодарю, – прошептал он, медленно поднимаясь и сделав шаг, чтобы оказаться с ней рядом. – Я уверен, что в конце концов засну.
Он посмотрел на нее, отметив гладкость ее кожи, неуверенность во взгляде, жилку, бившуюся на виске. «Эдмунд может и проиграть».
Это была поразительная, непонятно откуда взявшаяся мысль, и его охватило страшное волнение.
Эдмунд забрал у него Клодетт. А теперь перед ним стоит его жена – и борется с желанием быть соблазненной.
– Вы идете спать? – спросила она, слегка нахмурив лоб.
– Да, леди Оливия, – очнулся он и поклонился.
– Ливи. – Ее губы сложились в нежную улыбку. Ее губы просто завораживали.
– Простите?
– Те, кто меня знает, зовут меня Ливи.
Они стояли друг против друга несколько секунд. Потом она наклонилась, чтобы задуть лампу, и он увидел, как колыхнулись под рубашкой ее груди.
