Забалуев растянулся было на диванчике в библиотеке, как в дверь постучали. «Ну, кто еще там – недовольно подумал Забалуев и крикнул – войди, человек!» Человек оказался весьма смазливой и видной девкой.
– Ты кто? – жадно оглядывая ее, поинтересовался Забалуев.
– Полина. Я здесь в услужении.
– Крепостная?
– А как же.
– И ты знаешь, кто у вас новый хозяин? – сладострастно улыбнулся Забалуев.
– Знаю – вы. Потому и пришла познакомиться. Спросить – не надо ли чего.
– Надо, Полина, надо, – Забалуев поманил Полину к себе. – Иди-ка сюда, ты в доме живешь? (Полина кивнула.) А я как раз хотел дом осмотреть – каково оно, приданое моей женушки, пока она там к брачной ночи готовится. Не желаешь дом показать?
– Отчего не показать, – улыбнулась понятливая Полина. – Затем и пришла, чтобы новому барину угодить.
– А старому часто угождала?
– Старый больно стар был, а молодой и похозяйничать не успел, как новый объявился.
– Ну, тогда пойдем, проводишь меня, – Забалуев от души шлепнул Полину ниже талии. Она не обиделась и быстрее вперед пошла.
– Хороша, – сказал сам себе Забалуев. – Хороша. Что же, пойдем посмотрим, а как там все остальное…
В это же время Долгорукая продолжала инспектировать дом. Она вошла на кухню в тот момент, когда Шуллер воевал там с Варварой, – вернувшись, как и обещал Репнину через час, он не застал в комнате Анны ни ее самой и ее вещей, ни Никиты и понял, что его опять провели. На всякий случай он обежал двор и конюшню, но беглецов – а в том, что Анна и Никита сбежали, управляющий уже не сомневался – нигде не было. Тогда он бросился к Варваре и учинил ей допрос с пристрастием. Варвара отбивалась от него половником и кричала: «Не подходи, убью!» А Шуллер бегал вокруг стола и ругался что есть силы по-немецки.
– А вот этого безобразия я в своем доме не допущу, – грозно сказала Долгорукая, испепеляя взглядом парочку, замершую при ее появлении. – Это, смею вам напомнить, кухня. Наказывать строптивых крепостных следует на конюшне, господин управляющий.
– Простите, Мария Алексеевна, не сразу вас и заметил, – испугался он.
– Вы, я вижу, не только меня не замечаете. То же мне управляющий! Это не дом, а помойка какая-то. Сплошное запустение, все старое, не модное. Вот и на кухне беспорядок, в шкафах пусто. Пряностей раз-два и обчелся.
– Барон не любил, – пояснила Варвара.
– А я люблю, и потому – чтоб запасы были! – прикрикнула на нее Долгорукая.
– Как скажете, барыня, так и будет, – равнодушно кивнула Варвара.
– По всему видно – нет женской руки ни в чем. А что Анна, – княгиня обернулась к Шуллеру, перестав шарить по полкам, – воспитанница барона? Куда она смотрела? Как могла до такого довести? Впрочем, она все актеркой стать хотела, ей не до домашних дел. Сейчас, наверное, ушла с Корфом? Стоит ей посочувствовать, он о себе-то позаботиться не может, куда ему такая обуза.
– А при чем здесь Анна, – пожал плечами Карл Модестович. – Она и не хозяйка в доме была, а так, как и все, – крепостная.
– Что ты сказал? – в миг побелела Долгорукая. – Да ты в своем уме? Она воспитывалась на моих глазах. С детьми моими играла!
– Барин ее и воспитывал, как собственное дитя! – воскликнула Варвара, пытаясь защитить Анну.
– Ах, он старый мерзавец! Ах, мошенник! Крепостную девку за дворянку выдавал! Благородные люди ее принимали, ручки целовали! Ах, лжец! Без обмана жить не мог! Ненавижу! – накричавшись, княгиня обратила взгляд на управляющего. – А ты все знал, чертово отродье! Все это время знал и молчал?!
– Да у нас, почитай, все знали, – с довольным видом сказал Варвара, понимая, что Модестовичу сейчас же и достанется.
– Барон клятву взял, – бросился объяснять управляющий. – Крепостным грозил – кто проболтается, того сразу продадут. Говорят, даже сына заставил поклясться. О себе уж молчу, тотчас же и вылетел бы со службы.
– Ах, он хитрый лис! – задыхалась от возмущения Долгорукая. – Как посмел!
– В любовницы Анну себе держал, говорил – пусть только кто прикоснется, – продолжал он мутить воду.
– А вот это ты хватил, – вмиг остыла Долгорукая. – Нет-нет, так трепетно относятся лишь к родным детям или крестникам своим. А кем ему была Анна?
– Сирота она, – кивнула Варвара, видя, что вопрос этот к ней. – В младенчестве без родителей осталась, вот барон и пожалел ее.
– И родных, значит, у нее нет, и вольную старый дурак ей дать не успел. Славно, однако! – улыбнулась Долгорукая. – Так, стало быть, Анна теперь моя крепостная? Я хочу ее видеть! Карл Модестович! Веди ее живо ко мне!
– Да где же я теперь Анну найду – ушла она, – залепетал управляющий.
– Где хочешь, ищи – всю округу переверни, под каждый куст загляни, но чтоб была она здесь передо мной, – кипятилась Долгорукая. – Вот уж потешусь, душу отведу. Вспомнят меня еще Корфы не раз – будут помнить!
От новости такой княгиня пришла в столь большое возбуждение, что никак не могла успокоиться и направилась в библиотеку – там у Корфа всегда стояли графинчики с вином и коньячком. Но, как оказалось, не одна она в этот час пробавлялась баронскими припасами.
– Андрей Платонович, вы-то что здесь делаете? Или в брачную ночь заняться нечем?
– А я одно дело уже сделал, – нагло ответил ей Забалуев. – И решил отметить свой успех. А почему вы бодрствуете?
– У меня теперь забота есть, воспитанницу барона найти.
– Далась она вам!
– Пока не далась, но пусть только в руки попадется – шкуру спущу. Воспитанница, дворянка! Анька – крепостная актерка!
– Что вы такое говорите, Мария Алексеевна? – недоуменно приподнял бровь Забалуев.
– То и говорю – дурачил нас старый Корф. Крепостную за равную нам выдавал. Но она у меня за это ответит. За всех Корфов ответит! – Долгорукая плеснула себе коньячку в рюмку и решительно выпила.
– Смелая вы, Мария Алексеевна, – как бы между прочим отметил Забалуев. – В этом доме пить надо осторожнее. Особенно крепкие напитки.
– А я не из пугливых!
– Разумеется, вы же сама себе не враг, – усмехнулся Забалуев.
– На что это вы намекаете? – насторожилась Долгорукая – Да бросьте, княгинюшка! Каждая собака в поместье уверена, что это я отравил барона. И только два человека знают правду. Догадываетесь, о ком речь?
– Догадываюсь, Андрей Платонович, что затмение на вас от брачных трудов нашло. Перенапряглись, однако, вот кровь в голову и ударила.
– Зря вы так, Мария Алексеевна. Постельное занятие для мозга полезное – потом расслабишься, подумаешь да на многое прозревать начнешь.
– И какое же прозрение на вас снизошло, зятек дорогой?
– А то, что вы барона убили. И теперь об этом знают только два человека – вы и я.
