Ирада сморгнула слезы с ресниц и кивнула.
— Туда отнесли последние сокровища из дворца. И дрова для… для погребального костра уложены, как вы велели.
Я коснулась руки Александра.
— Не может быть, чтобы отец их не победил. Ему есть за что сражаться.
— Октавиану тоже, — отозвался брат, глядя на кубики в своих ладонях.
Мы одновременно посмотрели на маму, египетскую царицу Клеопатру Седьмую. Во время правления люди превозносили ее как Исиду, а при особом настроении она одевалась как Афродита, однако, в отличие от настоящих богинь, мама не была бессмертна. Я видела, как напряглись от страха ее мускулы. В дверь постучали; мама встрепенулась. И хотя ничего другого мы не ждали, она не торопилась открывать, а сперва посмотрела на нас, задержав взгляд на каждом по очереди. Марк Антоний был нашим общим отцом, но только Птолемей унаследовал его золотые локоны. Нам с Александром достались мамины темно-каштановые кудри, а также янтарный оттенок глаз.
— Молчите, что бы ни услышали, — предостерегла она. И ровным голосом приказала: — Входите.
Я задержала дыхание.
На пороге возник один из отцовских воинов.
— Что случилось? — спросила мать. — Антоний… Скажите мне, что он цел.
— Да, ваше величество, — отвечал воин, отводя взгляд.
Мать облегченно сжала в руке жемчужное ожерелье.
— Однако ваши корабли отказались вступать в сражение, и к ночи здесь будут люди Октавиана.
При этих словах Александр задохнулся, а я закрыла рот рукой.
— Все корабли? — Она возвысила голос. — Мои войска отказались от боя за собственную царицу?
Юный солдат переступил с ноги на ногу.
— Остались еще легионы пехотинцев…
— Разве они удержат целую армию Октавиана? — воскликнула мама.
— Нет, ваше величество. Поэтому вам нужно бежать…
— И куда мне бежать, по-твоему? В Индию? Может, в Китай?
Глаза посланца расширились, а маленький Птолемей у меня под боком захныкал.
— Прикажите оставшимся людям наполнить мавзолей, — велела она. — Перенесите туда все ценное из дворца.
— А военачальник, ваше величество?
Мы с Александром во все глаза смотрели на маму. Позовет ли она отца? Может, они вместе дадут отпор войскам Октавиана?
Ее нижняя губа дрогнула.
— Передайте Антонию, что нас уже нет в живых.
Я ахнула.
— Мама, нет! — в отчаянии вскричал Александр. — Что подумает отец?
Она обожгла его взглядом.
— Подумает, что ему незачем возвращаться. — В ее голосе зазвучали стальные нотки. — Тогда он покинет Египет и спасется.
Солдат помедлил.
— А ваше величество? Что вы станете делать?
Слезы обжигали мне глаза, но я сдержалась. Плачут только дети, а мне уже десять лет.
— Мы отправимся в мавзолей. Октавиан возомнил, будто может явиться в Египет и взять сокровища Птолемеев из моего дворца, словно гроздь с виноградной лозы. Но я скорее спалю все дотла! Готовьте две колесницы!
Воин помчался исполнять приказание. Между тем наши слуги уже начинали разбегаться.
— Трусы! Трусы! — кричал им вслед Александр через открытую дверь.
Его не слушали. Женщины покидали дворец в чем были, зная, что армия Октавиана не ведает снисхождения. Из комнат выбегали солдаты с ценными вещами в руках, однако трудно было судить, сколько из этих предметов действительно попадет в мавзолей.
Мать повернулась к Хармион.
— Ты не обязана оставаться. Никто не знает, чем кончится этот вечер.
Служанка мужественно покачала головой.
— Значит, мы встретим неизвестное вместе.
Ираде едва исполнилось тринадцать, но и она твердо выдержала взгляд моей матери.
— Я тоже останусь, — прошептала девушка.
— Тогда идем собирать вещи. Александр, Селена, на каждого — не больше одной дорожной сумки.
Мы бросились прочь по коридорам. У самых дверей моей комнаты Александр внезапно остановился.
— Тебе страшно?
Я кивнула.
— А тебе?
— Вряд ли Октавиан хоть кого-нибудь пощадит. Мы противостояли ему целый год, а помнишь, как он обошелся с Метулом, столицей япидов?
— Его люди сожгли все, вплоть до пшеничных полей и скотины. Зато Сегестику огню не предали. Октавиан даже горожан оставил в живых.
— А правителей? — возразил мой брат. — Они все убиты.
— Не станут римские легионеры воевать с детьми. Зачем им это?
— Затем, что наш отец — Марк Антоний!
— Что тогда ждет Цезариона? — перепугалась я.
— Если кто и в опасности, так в первую очередь он, отпрыск Юлия Цезаря. Думаешь, почему мать его отослала?
Мне представился сводный брат на пути в далекую Индию. Суждено ли нам снова встретиться?
— А как же Антилл? — тихо спросила я.
Хотя у нашего отца были дети от первых четырех жен и, наверное, от целой дюжины любовниц, из сводных сестер и братьев мы хорошо знали только Антилла.
— Если наш враг и вправду настолько жесток, как все говорят, он постарается и его прикончить. Тебя, может быть, не тронут. Ты — девушка. К тому же такая умная. Когда Октавиан это поймет…
— Что толку быть умной, если он все равно сюда явится?
Слезы брызнули у меня из глаз. Взрослая или нет, я больше не хотела сдерживаться.
Александр молча обнял меня за плечи. Тут в коридор выскочила Ирада и закричала:
— Время выходит! Берите вещи!
В комнате я первым делом отыскала альбом с рисунками. Потом натолкала в сумку побольше чернильниц и чистых папирусов. Наконец подняв глаза, увидела у дверей Александра и маму, успевшую сменить греческий хитон на традиционное одеяние царицы Египта — прозрачное платье из голубого шелка, ниспадающее до самого пола. На шее сверкали нити морских жемчужин розового цвета, а на голове — золотая корона в виде грифа, знак Исиды. Передо мной словно возникло мерцающее видение в лазурных и золотых тонах. Мама еще продолжала держаться с царским достоинством, но я заметила, какие тревожные взгляды она бросает на разбегающихся слуг.
— Пора!
Следом за нами потянулась цепочка солдат; интересно, что с ними станется, когда нас здесь не будет? Те, кто поумнее, сами сложат оружие, но и это может их не спасти. Октавиан, по словам отца, не щадит противников. Он бы и мать родную убил, вздумай она очернить его имя.
Во дворе нас ожидали две колесницы.
— Поедешь со мной, — сказал Александр.
Служанка Ирада присоединилась к нам, и, когда лошади пустились вскачь, брат взял меня за руку. Как только мы миновали ворота, из царской гавани донеслись призывные крики чаек, ныряющих прямо в бурные волны прибоя. Я потянула носом соленый воздух и резко выдохнула. Привыкнув к слепящему солнцу, глаза различили тысячи жителей Александрии, заполнивших улицы. Брат еще крепче сжал мою ладонь. Что на уме у этих людей? Невозможно представить, однако они стояли недвижно, словно камыши в безветренный день, по всей дороге, ведущей от царского дворца к мавзолею, и молча смотрели, как проезжают наши колесницы. И вдруг, один за другим, начали опускаться на колени. Ирада громко всхлипнула.
