В ее голову пришла единственная мысль, которая была слишком честной, чтобы высказывать ее вслух: если Роберт мертв, то отцу наконец придется ее заметить. Он никогда этого не делал, никогда, хотя она старалась сделаться скромной, сдержанной и набожной – такой, какой положено быть благородной даме. Она даже сумела приобрести необычное умение – научилась читать. У Мари загорелись щеки. Дурно было радоваться смерти брата. Она крепче прижала к груди скрещенные руки и почувствовала, как колотится ее сердце. Один из рыцарей поспешно подошел и поставил ей табурет. Шатаясь от стыда и смущения, она тяжело на него опустилась.
Ален де Фужер покашлял с видом человека, который покончил с неприятным вступлением и теперь может перейти к главному.
– Из-за печальной смерти доброго рыцаря, вашего брата, – сказал он, – мой господин герцог прислал нас, чтобы сопроводить вас к его двору.
– Что? – слабо пискнула Мари, а потом уже резче спросила: – О чем вы говорите?
– В отсутствие вашего батюшки вы становитесь подопечной герцога, – сказал ей Ален, словно непонятливому ребенку. – Теперь, когда вы лишились других членов вашей семьи, его обязанностью стало заботиться о вас.
Щеки Мари разгорелись еще жарче. Она не хуже его знала правила. Сюзерен всегда был опекуном жены или сирот своего вассала. Но она – не сирота и не понимает...
А потом она внезапно поняла. У ее брата не было детей, так что в соответствии с брачным контрактом его вдова не может стать его наследницей. Теперь сама Мари стала наследницей поместья Шаландри и, как наследница, приобрела ценность. Брак с наследницей становится прекрасной наградой рыцарю, которым доволен его сеньор. Тошнотворный вкус во рту усилился, и она начала дрожать.
– Мой отец уже обо мне позаботился! – слишком высоким голосом воскликнула она. – Он отправил меня сюда.
– Ради твоей безопасности, дитя, – мягко вмешалась леди Констанция. – Твой отец распорядился, чтобы ты оставалась здесь на время крестового похода, но он очень твердо сказал, чтобы ты не приносила обетов без его разрешения. Теперь обстоятельства изменились – и тебе следует отправиться ко двору.
Мари устремила на нее отчаянный взгляд, а потом поспешно повернулась обратно к Алену де Фужеру:
– Как герцог Роберт мог вас послать? Он в крестовом походе вместе с моим отцом!
– Я действую от имени герцога, – ответил Ален и после короткой паузы добавил: – У герцога Роберта есть управляющий, знаете ли.
Один из рыцарей ухмыльнулся. Мари перевела взгляд с его ухмылки на лицо Алена де Фужера, пытаясь победить ужас и заставить свой потрясенный разум работать. Ей казалось, что она упустила нечто очень важное. Однако она была не в состоянии связно мыслить. Она обязана подчиняться сюзерену отца. Она обязана будет по его приказу выйти замуж за какого-нибудь незнакомца – вероятно, человека, который окажется намного старше ее самой. А потом она будет обязана считать мужа своим господином и безропотно принимать любое его обращение. Большинство мужчин хотя бы изредка бьют жен. Ей придется отдать свое тело – неловкое, хрупкое, нежное – в грязную лихорадку и кровь деторождения. Ей придется полностью потерять власть над собой. Давясь паникой, не находящей выхода, она прижала ладони к лицу и разрыдалась.
Мари покинула монастырь Святого Михаила в тот же день. Леди Констанция объяснила, что ей не следует медлить.
– Ты знаешь, что должна повиноваться своему сеньору так, как повиновалась бы отцу, – сказала она. – А раз тебе необходимо ехать, то лучше сделать это немедленно. Незачем предаваться мрачным мыслям. Я уверена, что при дворе герцога о тебе хорошо будут заботиться, а по пути туда эти господа будут к тебе добры. Иди и собери вещи.
Однако немногочисленные пожитки, с которыми Мари приехала в монастырь, упаковала прислужница настоятельницы. Мари могла только сидеть на узкой кровати, сложив руки на коленях, и молиться. Она продолжала дрожать, но теперь уже не только от страха, но и от стыда. Спокойный наблюдатель, живший в ней, смотрел, как она поведет себя в момент кризиса. И ему видны были дурные мысли, постыдный страх и ребяческие слезы. И не было следа твердости и веры, которые должны были бы сопровождать столь ожидаемую святость.
Солнце все еще стояло высоко над горизонтом, когда ошеломленная Мари села на костистую серую кобылу, которая привезла ее в монастырь три года назад, и отправилась в путь с тремя рыцарями.
Леди Констанция оказалась права хотя бы в одном: дорога мгновенно заставила Мари забыть о своих тревогах. Ее кобылу Дагу отец когда-то назвал «доброй лошадкой»: она была сильная, быстрая и выносливая. А еще она была упрямая, раздражительная и тряская – и в течение трех лет ею пользовались в монастыре, что нисколько не улучшило ее от природы дурного характера. Мари с детства умела ездить верхом, но она не садилась на лошадь с момента приезда в монастырь, и Дагу потребовала от нее столько внимания, что на протяжении нескольких миль ей некогда было даже оглядеться. Однако она заметила, когда они повернули, чтобы переправиться через реку Куэнон в Бретань. Такого не заметить было нельзя.
В течение шестидесяти лет граница между герцогствами Нормандским и Бретонским проходила по Куэнон. Хотя формально оба герцогства считались собственностью короля Франции, на самом деле они являлись независимыми государствами и воевали между собой чаще, чем жили в мире. Однако многие бретонские семьи устраивались по обе стороны реки. Бретань была бедна, а Нормандия – богата. И вполне естественно было, что бедные бретонцы – вторые и третьи сыновья, не получавшие наследства, искали удачу на севере. И если они эту удачу находили, то почему бы сеньорам малых владений в Бретани не получать больших в других местах? Многочисленные ветви семейства Пантьевр были самыми удачливыми из всех этих перебежчиков отчасти из-за успешного двоедушия самых знатных представителей рода. Семейство Мари – более скромная ветвь Пантьевров – было твердо в своей верности Нормандии. Отец Гийома Пантьевра ушел со службы герцога Бретонского и принес вассальную клятву герцогу Вильгельму Завоевателю. И Гийом гордо утверждал, что эту клятву нельзя взять обратно, не потеряв чести семьи. Он хвастался тем, что никогда не пересекал Куэнон.
Мари осадила кобылу перед низким деревянным мостиком. Дагу фыркнула и прижала уши, дергая головой поводья и возмущенно переминаясь на месте. Трое рыцарей тоже развернули коней и подъехали к ней. Позади лежали безлюдные пространства засоленного болота, а вдали высилась вершина Сен-Мишель, от которой их отделяло уже мили четыре, но которая казалась такой близкой, что можно дотронуться рукой. Перед ними плавно несла свои коричневые воды река: течение было таким слабым, что поверхность казалась неподвижной.
