– Да, милорд, вместе с моим отцом, викарием.
– Стало быть, ты и есть та самая дочь викария?
– Да, милорд.
– Ты уже закончила собирать ягоды, Мэри Уинтерс?
– Нет, милорд. Видите ли, лучшие ягодные места находятся вон там.
С этими словами она сошла с обочины дороги, отвела в сторону ветку, перегораживавшую едва различимую в траве тропу, и исчезла в зарослях словно по мановению волшебной палочки. Отведенная ее рукой ветка тут же вернулась на место.
Стэнтон остался один на безлюдной проселочной дороге. Еще до того, как вдали затих шорох листьев, он спешился и, отодвинув ту же ветку, повел жеребца через поляну, за которой в кустах скрылась девушка. Убедившись, что деревья заслоняют его от дороги, Ник обмотал поводья коня вокруг ветки и ласково провел ладонью по лоснящейся шее животного.
Обернувшись, он поискал взглядом девушку. Она стояла на искривленном стволе раздвоившегося дуба. Что-то помешало тянуться вверх одной половине ствола, и она образовала естественную скамью на высоте около фута от земли. Корзину девушка поставила в траву у второго ствола, прямого и крепкого, а сама держалась рукой за ветку. Сбросив соломенную шляпу, она освободила волну темно-каштановых локонов, которые, казалось, вобрали в себя весь блеск солнечных лучей, освещавших поляну. Девушка наблюдала, как Ник Стэнтон пересекает поляну.
– Похоже, вы хромаете, милорд, – заметила она.
– Три предыдущих дня мне успешно удавалось скрывать хромоту, – с улыбкой отозвался он, – поэтому я не заслуживаю столь суровой критики.
– Полагаю, причина хромоты – рана, полученная в бою?
– Разумеется! Уверяю, меня ранили во время сражения.
Губы девушки растянулись в полуулыбке.
– Стало быть, вы герой? – насмешливо осведомилась она.
– Не совсем...
– Лорд Веллингтон иного мнения, – с вызовом возразила она.
Заулыбавшись, Ник отрицательно покачал головой, медленно приближаясь к ней.
– Что же это было – безрассудство? Или неслыханная храбрость? – допытывалась она.
– Спорный вопрос, – уклончиво ответил Ник.
Он остановился прямо перед ней, их глаза оказались почти на одном уровне. Мгновение они смотрели друг на друга в упор, а затем Мэри коснулась пальцами золотистых завитков на его виске. Поймав руку девушки, Ник поднес ее к губам.
Его губы медленно прошлись по ее тонким пальцам, испачканным соком ягод. Мэри положила свободную руку на плечо Ника, лаская большим пальцем ткань мундира и постепенно продвигаясь к шее. Наконец ее ладонь легла ему на затылок, и пальцы запутались в светлых шелковистых прядях волос.
Ник выпустил руку Мэри, взял ее за талию и снял со ствола, не встретив сопротивления. Она обвила обеими руками его шею, губы ее невольно приоткрылись, и его язык уверенно проскользнул между ними в интимной ласке.
Поцелуй был долгим и неторопливым. Несмотря на ранение, Стэнтон без труда удерживал Мэри на весу, и девушка доверчиво прижималась к его мускулистому телу. Наконец ее маленькие, как у ребенка, туфельки коснулись носками земли. Губы по-прежнему были сомкнуты в поцелуе, как будто и не собирались расставаться никогда. В конце концов Мэри прервала поцелуй, сжав лицо Ника ладонями.
– Признайтесь, вам отказали?
Ник с улыбкой покачал головой.
– Не надейся понапрасну, Мэри. Сейчас нужен каждый опытный офицер, каждый воин. Я же объяснял тебе перед отъездом!
– И вы убедили их в том, что годитесь для воинской службы!
– Сказать по правде...
– Сказать по правде, вы умолчали о больной ноге, – с упреком перебила она.
– Мое предложение восприняли с радостью. Подозреваю, меня бы взяли, даже будь я одноногим, – пояснил Ник, продолжая улыбаться. – Мэри, душа моя, не сердись! Мое место там, среди моих товарищей. В полку. Я должен быть рядом с ними.
– Нет! – горячо прошептала она. – Я не отпущу вас снова в этот ад! – Но ее слова были встречены молчанием. Ни ответа, ни утешений. Мужчинам положено воевать, женщинам – плакать. – Сколько времени у нас осталось? – смирившись, спросила она и увидела, как губы Ника сжались.
– Три часа, нет, чуть меньше. Я должен еще сменить коня, забрать вещи из замка, попрощаться с Чарлзом и отцом – на случай, если... – Заметив боль в ее глазах, внезапно наполнившихся слезами, он замолчал. – Я вернулся сразу, не медля ни минуты. Но еще до рассвета мне надо быть в Лондоне, чтобы успеть к отплытию корабля.
– Но ведь вы только что приехали! Не может быть, чтобы...
– У нас в запасе всего три часа, Мэри, – напомнил он, касаясь губами тоненькой голубой жилки на ее виске. – Неужели мы потратим их на спор?
– Нет, – прошептала она, подставляя губы и запуская пальцы в золотистые кудри. – Нет, – повторила она, когда он наклонил голову, чтобы завладеть тем, что принадлежало ему сейчас. И всегда будет принадлежать.
Ник вынул плащ из седельной сумки и расстелил его на траве. Они лежали рядом, глядя в вечереющее небо, едва различимое среди ветвей над головами. Он снял мундир, а пальцы Мэри давно отыскали пуговицы рубашки. Она медленно расстегивала их, одну за другой, лаская губами каждый дюйм обнажающейся груди. Наконец ее рот достиг гладкой кожи его живота и полоски светлых волосков, уходящих под пояс панталон.
Его дыхание участилось, но он не стал протестовать, когда губы Мэри добрались до еще не изведанных территорий. Пальцы Ника запутались в водопаде ее темных волос. Измученный сладостью ее губ, он был уже не в состоянии думать, не хотел знать и помнить ни о чем, кроме одного – что рядом с ним Мэри. Нику казалось, что он любил ее всю жизнь, и виной тому была вовсе не нежность ее поцелуев. Любовь проснулась в нем в ту минуту, когда он впервые увидел Мэри.
В то воскресное утро он отправился в церковь только по настоянию отца, недовольного тем, что после возвращения из Испании его сын ни разу не покидал поместья. Ника же стесняли костыли, сочувственные взгляды жителей деревни и расспросы о его подвигах.
Вместе с отцом Ник занял место на их семейной скамье прямо напротив кафедры. Он сидел, не поднимая глаз и борясь с унижением, вызванным непривычной неуклюжестью. Лишь когда отец толкнул его локтем в бок, Ник обвел прихожан взглядом и увидел Мэри.
Сидя в первом ряду, она с благоговейным восторгом слушала проповедь своего отца, не подозревая, что привлекла внимание младшего сына герцога Вейла. Такое с Ником Стэнтоном случилось впервые. Возможно, именно равнодушие Мэри и послужило причиной внезапно вспыхнувшего интереса к девушке.
Затем уже Ник разглядел красоту синих глаз, окаймленных длинными темными ресницами, поразительную чистоту и нежность кожи, блестящие пряди темно-каштановых волос, аккуратно уложенных под скромной воскресной шляпкой. Ник Стэнтон, самый желанный холостяк любого светского сезона, до этого успешно избегавший брачных уз, пал жертвой чар простой деревенской девчонки, дочери викария.