Голова девушки опустилась ей на руки.
– Мина, Мина, как я могла допустить, чтобы они отняли у тебя жизнь? – тихо проговорила Тамара, отводя рукой золотистый локон с лица племянницы.
Печально покачав головой, она встала и сильными от многолетней тяжелой работы руками подняла Марианну. Девушка была миниатюрной, как и ее покойная мать, поэтому Тамаре, крепкой женщине крестьянского склада, не составило большого труда отнести племянницу к потайному ларю, стоявшему в глубине повозки. Она открыла незаметные взгляду дверцы и положила Марианну на лежавший внутри соломенный тюфяк.
Закрыв дверцы, Тамара прошла к выходу. Нужно уехать как можно скорее, думала она, до того, как королевские солдаты выследят леди Марианну, укрывшуюся в таборе, и до того, как снотворное перестанет действовать. Сейчас это единственный шанс спасти девушку. Она не закончит свои дни в лондонском Тауэре. И если ради спасения Мины Тамаре придется лгать, обманывать или воровать, она сделает это.
Вы горн так раскалите для врага,
что сами обожжетесь.
Уильям Шекспир. Генрих VIII
Король Карл II в глубокой задумчивости вошел в гостиную своих просторных личных апартаментов. Его радовала возможность побыть немного одному. Последние отблески заходящего солнца проникали в сгущавшуюся темноту роскошно обставленной комнаты. Он обвел ее взглядом и слегка улыбнулся. Ему до сих пор доставляли удовольствие атрибуты королевской власти. Слишком долго он был лишен их.
Улыбка исчезла с лица короля, когда из тени выступил человек.
– Черт, Фолкем, ты напугал меня! – выругался король, узнав своего друга. – У тебя отвратительная привычка появляться ниоткуда и именно в тот момент, когда этого меньше всего ждешь.
– Эта привычка последние несколько лет вызывала недоумение у врагов вашего величества, не так ли? – со свойственной ему холодной улыбкой ответил Фолкем и шагнул навстречу королю.
Карл пытался строго посмотреть на стоявшего перед ним молодого человека, но не смог. Он усмехнулся, оглядев Гаррета Лайона, графа Фолкема, которого он не видел почти целый год. Внешне Фолкем мало изменился. Те же насмешливые серые глаза встретили оценивающий взгляд короля, в них лишь усилился стальной блеск. Густые каштановые волосы прямыми прядями спадали на плечи. Как обычно, Фолкем не потрудился уложить их в пышные локоны, которые были модны нынче при дворе.
И все же Карл заметил, что за этот год Фолкем приобрел еще более самоуверенный вид. Откровенный цинизм читался в его взгляде, а лицо казалось слишком суровым для его двадцати трех лет.
– Я искренне рад, что ты вернулся, – проговорил Карл. – Жаль, что в прошлом году ты не смог к нам присоединиться, когда мы торжественно въезжали в город, но, видимо, ты нашел более полезным выполнить мое поручение. Лорд-канцлер Кларендон говорит, что ты справился с ним вполне успешно.
Фолкем вопросительно приподнял бровь:
– А разве не всегда так было?
– Только если это соответствовало твоим желаниям, – пожал плечами король.
– Я делаю только то, что соответствует желаниям моего короля. Просто мой король не всегда знает свои желания.
– В самом деле, – холодно ответил Карл. – Тебе лучше бы быть поосторожнее, мой друг. Твой король может терпеть твои остроты, однако другие не сочтут их такими забавными.
– Я слишком хорошо это знаю, ваше величество.
– Следовало бы, после этих десяти лет. Я довольно часто пытался научить тебя придерживать свой острый язык. – Король нахмурился. – Боюсь, я был не лучшим компаньоном для молодого человека, только что потерявшего семью. Между моей горечью и твоей ненавистью мы взрастили нездоровую злость. Такая злость может погубить человека, если он не будет осторожен.
– Но горечь вашего величества была смягчена в конце концов. Ваши подданные наконец опомнились. – В голосе Фолкема слышалась слабая насмешка. Он лучше, чем кто-либо, знал, что теперешняя власть Карла над своими подданными была слаба.
Карл вздохнул:
– Поживем – увидим. Люди так переменчивы, за ними надо следить. Но я все же верю, что они действительно рады видеть меня снова на троне. В отличие от Кромвеля я не кормлю их вместе с мясом еще и религией.
Громкий смех Фолкема прозвучал в комнате резко и невесело.
– Нет, конечно, нет.
– Теперь, полагаю, ты, завершив дело в Португалии, пришел получить награду.
– Если ваше величество помнит, вы мне ее обещали.
– Я действительно обещал, но сожалею, что не могу нарушить обещание и таким образом оставить тебя у себя на службе.
Угрюмый вид Фолкема свидетельствовал о том, что он не оценил полушутливого замечания короля.
– Лучше служат те, кто служит по доброй воле, мой повелитель.
Карл усмехнулся:
– Это правда. И я подозреваю, что оставить тебя служить мне против воли так же опасно, как и сделать тебя своим врагом. В любом случае ты заслужил свободу, это бесспор-но, как и вознаграждение, которое я обещал.
– А мое имение, мои земли?
– Они и так принадлежали бы тебе.
Лицо Фолкема по-прежнему ничего не выражало.
– Возможно. Но, говорят, мой дядя пользуется большим влиянием среди старых сторонников Кромвеля. И перейти ему дорогу означало вызвать неодобрение тех самых людей, которых ваше величество желает умиротворить.
Карл подошел к окну, выходящему в сад, и стал смотреть на кавалеров и дам, прогуливающихся там.
– Мне придется рискнуть, – наконец проговорил он, с осторожностью подбирая слова. – Обещание, данное тебе, не должно быть нарушено, ибо в прошлом году без твоего участия в устройстве моего брака с инфантой я оказался бы в крайне затруднительном положении.
– Я рад, что смог услужить вам, ваше величество.
– В любом случае ты получишь свою награду – свою месть – с моего благословения. Я не доверяю твоему дяде. Он изображает из себя человека умеренных взглядов, но я знаю намного больше о его «круглоголовых» компаньонах, чем он думает.
– Кларендон рассказал мне, что «круглоголовые» покушались на жизнь вашего величества, – заметил Фолкем вкрадчивым тоном человека, привыкшего получать сведения, ничем не выдавая своего интереса.
Карл нахмурился:
– Да, это сделал один из моих врачей, которому, как мне казалось, я мог доверять. Но насколько мне известно, он не принадлежит к «круглоголовым».
– Так вы не знаете, кто стоит за этим?
– Нет, но мы узнаем. Я приказал моим людям объявить, что во время его пребывания в Тауэре его убили, убили его же друзья-заговорщики. Кларендон надеется, что слух об этом вызовет растерянность у его сообщников и толкнет их на необдуманный поступок. Кроме того, не в наших интересах, чтобы сообщники врача убили его прежде, чем мы успеем его допросить. Это дает нам время узнать от него правду.
