Однако все было тщетно. Отец был непреклонен. В сравнении с выгодами, которые он усматривал в родственных отношениях со столь могущественной персоной, как Теодор, в его глазах выглядели смешными слезы и сантименты неопытной девочки, а уж тем более — яростные нападки весьма опытной женщины, поведение которой и дома и в обществе отец вообще не одобрял.
После церемонии бракосочетания, состоявшейся в местной церкви, граф настоял, чтобы он и молодая жена сразу же отправились во Львов. Первую свою ночь они провели в маленькой придорожной гостинице. Граф выдержал все требования куртуазности, дав невесте спокойно пообедать, а затем галантно проводив ее по узенькой лестнице вверх, в спальню. Однако дальше он не стал особенно стеснять себя светскими условностями и взял ее чуть ли не силой, нимало не смущаясь отсутствием у нее хоть малейшего желания. Он спешил удовлетворить себя, и кроме этого ничто не имело для него значения. Другое дело, что после, когда он поостынет, он готов был обратить внимание и на нее, но только не сейчас. Он был крайне раздражен ее рыданиями вечером, а утром был положительно взбешен тем, что ей удалось ускользнуть из постели до его пробуждения.
По приезде во Львов она была окончательно сломлена и опустошена, глаза ее, казалось, навсегда опухли от бессонницы и тихого плача. Во Львове муж поручил Валентину бойкой молодой вдове, вывезенной из поместья, наказав сделать из старомодной провинциалки настоящую графиню Грюновскую. Лучший варшавский портной занялся созданием ее гардероба. Но не только гардероб, а весь уклад ее жизни теперь определялся не ею. Любое проявление самостоятельности, на которое натыкался граф, приводило его в искреннее возмущение, а несчастной Валентине было не так-то просто вдруг подчиниться чужой беспощадной воле. И самое ужасное — у нее не было ни выхода, ни малейшей возможности к сопротивлению. Тем не менее граф написал письмо ее отцу, в котором негодовал по поводу своеволия и вздорности молодой жены и намекал, что его, должно быть, обманули при заключении брачного договора. Его искренняя обида была столь велика, что выслать Валентину домой и расторгнуть все соглашения помешала только смерть старого отца Валентины, который и года не прожил после свадьбы дочери.
Смерть отца оставила Валентину наедине с неблагосклонной судьбой, и всякая надежда покинула ее. Она смирилась. Ее служанка Яна сделалась ее советчицей и наперсницей. Яна быстро прониклась к госпоже теплыми чувствами, ведь Валентина ни разу не подняла на нее руки и не грозила ее высечь, что было совершенно естественным в домах знати. Эта простая добродушная женщина сочувствовала своей несчастной госпоже, вполне понимая ту боль, которую испытывает нежное существо при внезапном столкновении с беспощадным миром. Что такое нелюбимый муж, будь он раб или господин, она успела сполна ощутить на себе. Ее муж, грубиян и пьяница, жестоко избивал ее все семь лет их брака, пока с Божьей помощью не перепился и не умер. Яна опекала Валентину, сообщая ей о всех тайных пружинах жизни барского дома, о привычках ее мужа и о его слабых местах.
И Валентина постепенно привыкала. Теперь, после пяти лет брака, она все еще оставалась чуть-чуть ребенком, часто втихомолку плача о своей судьбе; но теперь эта боль притупилась. В свои двадцать два она была прекрасным, едва распустившимся бутоном, но в то же время — и хозяйкой дома, умудренной светской дамой, хорошо знающей свои неписаные права. Муж считал, что теперь у него прекрасная жена. Правда, она оказалась бесплодной, и он часто попрекал ее этим, но всякий раз наталкивался на ее загадочное молчание. Кроме неудачи с проектом рождения наследника, она была холодна в постели, но это не очень беспокоило графа, поскольку она сохраняла ему верность. Мужчины вообще не интересовали Валентину, ей было с лихвой достаточно одного мужа.
Она отвернулась от зеркала, пока Яна закручивала ей волосы в тугие локоны — в стиле императрицы Франции Марии-Луизы, и мельком взглянула на мужа. Да, он был в своем духе приятный мужчина, но, по мере того как он старел, в лице его все более проступали отталкивающие черты крайнего себялюбия, чванства и скупости… Иногда ей доставляла утешение мысль, что, быть может, лет через десять он умрет. В общем-то она не слишком отличалась от прочих женщин. Мужчины правили миром и создавали его законы, и с этим ничего нельзя было поделать. Но терпеть это было легче, получая удовольствие от тех немногих вещей, которые дарованы Богом: природа и прекрасные лошади, печально-кровавые краски заката и свежая зелень рассвета, и спокойный свет луны над сумрачными львовскими парками.
— Яна! — неожиданно сказал граф. — Убери эти локоны прочь. Мадам наденет свои рубины.
Служанка проворно достала драгоценности из кожаной коробочки.
— Рубины как нельзя лучше подойдут к этому пурпуру, — заметил он. — А ты, Валентина, могла бы позаботиться о своем наряде и без моего вмешательства. Ты прекрасно понимаешь, как важен этот прием. Вся Польша будет там. Поворачивайся скорее, Яна, застегни это и оставь нас наедине. Ты позволишь, дорогая?
— Конечно, — Валентина взглянула на него, не понимая еще, к чему он клонит. — Иди, Яна. Только дай мне сперва пелерину.
— Я сам ее застегну, — заявил граф, как только Яна удалилась, — хотя это — потом. Мне надо сказать тебе кое-что важное, дорогая. Сегодня меня призвал к себе сам Потоцкий. Наполеон уже в Данциге, причем он объявил, что собирается присутствовать на приеме. С ним, надо полагать, будут все маршалы и весь штаб. Теперь, когда Россия, по сути, отказалась от мира, французы готовятся со дня на день выступить в русский поход. Конечно, весь свет ждет исхода этой схватки, но более всего война важна для Польши. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду, дорогая?
— Да, я знаю, — отвечала она. — Мы все молимся о том, чтобы Наполеон разгромил Россию и мы обрели бы наконец свою Польшу.
— Браво, — заметил граф. — Мы все действительно на это надеемся. Но нам не помешала бы маленькая гарантия, ведь кто знает, чего на самом деле желает Бонапарт? Сейчас он раздает обещания, потому что ему нужен прочный тыл в войне с Россией и ему нужны польские рыцари, Но обещания, моя детка, недорого стоят. Ведь он — всего лишь маленький корсиканский выскочка, а положиться на человека, который… Положиться можно только на джентльмена, да и то с оговоркой. Если он проиграет, Валентина, Польша будет отдана русским на поток и разграбление. Поэтому нам надо знать, как далеко можно следовать за Наполеоном в его намерениях. Сейчас я не стану утомлять тебя этой высокой политикой, которую ты все равно неспособна осмыслить. Ты знаешь, Потоцкий оказался поклонником твоей красоты. Так вот, он считает, что столь прелестная дама, если она еще и умеет слушать, может оказаться полезнее для Польши, чем дюжина дивизий. Сейчас Данциг переполнен элитой Великой армии Наполеона. Если бы тебе, милочка, удалось найти общий язык с кем-нибудь из них, послушать и к тому же запомнить кое-что из услышанного, то ты принесла бы Польше неоценимую пользу. Знать, как собирается действовать император, — что может быть важнее? Потоцкий объяснил мне все это, и мне оставалось только согласиться. В ответ я от твоего имени предложил польскому правительству твои услуги, гм… в области разведки. Мне бы хотелось, чтобы этим вечером ты нашла возможность сказать ему о том, что ты счастлива столь высоким доверием, оказанным тебе.
