Анжелика осталась около помоста. Ветер, дувший с Сены, трепал ее волосы и усиливал иллюзию бескрайнего простора, рожденную этим словом: «Америка». Она подумала о Жослене и вновь увидела брата, его сияющий и немного диковатый взгляд, и услышала, как он шепчет:
— Я ухожу в море.
Пастор Рошфор приехал накануне вечером. Он расположился у очага в детской, и дети Сансе окружили его, пожирая восхищенными взглядами. Жослен… Раймон… Ортанс… Гонтран… Анжелика… Мадлон… Дени… Мари-Аньес… Как они были прекрасны, дети Сансе, в своей невинности и в неведении собственных судеб! Они слушали незнакомца, и его слова воспламеняли их сердца.
— Я всего лишь любознательный путешественник, с жадностью изучающий новые земли, где никто не знает ни голода, ни жажды и где человек чувствует себя свободным. Именно там я понял, что все зло исходит от человека белой расы, потому что он не только не следует заветам Господа, но более того, он их извращает. Ведь Господь не повелевал ни убивать, ни разрушать, но только любить друг друга.
Анжелика закрыла глаза.
Когда она открыла их снова, то увидела в нескольких шагах от себя, в толчее Нового моста, Хвастуна, Толстосума, Пиона, Гобера, Красавчика и других бандитов, смотревших на нее во все глаза.
— Сестренка, — воскликнул Пион, хватая Анжелику за руку, — я пойду и поставлю свечку Отцу Всевышнему в церкви Сен-Пьер-о-Бёф. Мы уж было подумали, что больше никогда тебя не увидим!
— Шатле или Общественный госпиталь — вот где следовало тебя искать, выбор невелик.
— Если только тебя не растерзала проклятая собака.
— Сорви-Замок и Осторожный попались. Сегодня утром их повесили на Гревской площади.
Мужчины окружили Маркизу Ангелов. В ее жизнь вернулись зловещие рожи, хриплые голоса беспробудных пьяниц, а вместе с ними — цепи воровского братства, те цепи, что невозможно разбить за один день. Между тем, после того дня, который Анжелика окрестила «днем кораблика с сеном» или «днем Нового моста», в ее душе зародился слабый лучик надежды. Молодая женщина не знала почему, но она надеялась. Со дна трудно подняться столь же быстро, как упасть туда.
— Мы собираемся повеселиться, красавица, — сказал Пион. — Знаешь, почему мы средь бела дня прогуливаемся по Новому мосту? Да потому, что малыш Флипо должен сдать экзамен на умение срезать кошельки.
Флипо, один из сопливых мальчишек Нельской башни, по такому случаю сменил свои привычные лохмотья на костюм из фиолетовой саржи и огромные башмаки, в которых, правда, передвигался с большим трудом. Воришка даже нацепил на шею брыжи из тонкой ткани и взял замшевую сумку, где, как предполагалось, он должен был бы носить книги, таблички для письма и перья — в таком обличье Флипо походил на сына ремесленника, прогуливающего школу на Новом мосту перед театром марионеток.
Хвастун наставлял с ученым видом:
— Слушай меня внимательно, парень. Сегодня речь не о том, чтобы просто срезать кошель, как ты уже это делал не раз… Мы должны знать, способен ли ты смыться в суматохе и прихватить с собой добычу. Понял?
— Усек, — ответил Флипо.
Мальчишка намеренно вставил словцо из воровского жаргона. Затем он нервно шмыгнул носом и несколько раз провел по нему рукавом.
Бандиты подталкивали паренька к толпе, давая ему последние наставления.
— Когда закончишь возиться с ножницами, а рука устанет, спрячь их в сумке. Твои пальцы сами должны найти дорогу в карманы обыкновенных кумушек, проскользнуть в складках юбок богатых дам, ощупать их красивые платья. У них столько просторных карманов… И берегись, чтобы сержант стражи не дотронулся до тебя своим жезлом, символизирующим королевскую власть!.. Пока он не коснулся тебя этим жезлом, ты еще можешь попытаться улизнуть. Но если ты сбежишь, помеченный королевским знаком, будешь виновен в оскорблении Его Величества и тебе грозит виселица или что-нибудь похуже!
Флипо раздувался от гордости, осознавая собственную значимость и значимость того задания, которое должно было превратить его в настоящего мужчину, то есть в личность, способную совершить преступление.
Его подельники рассматривали прохожих.
— Так, посмотрим, вон подходящий господин, занятый своей прекрасной спутницей, и они идут пешком… Повезло! Ты приметил этого богатея, Флипо? Вон, они останавливаются около Большого Матье. Пора! Вот твои ножницы, парень, и давай, за дело.
Торжественным жестом Хвастун вручил мальчишке тщательно заточенные ножницы и толкнул его в толпу. Сообщники бандитов уже затесались в ряды зрителей Большого Матье.
Наметанным глазом Хвастун внимательно следил за перемещениями своего ученика. Вдруг он завопил:
— Берегитесь, месье! Месье! Эй! У вас режут кошелек!..
Прохожие посмотрели, куда указывает бандит, и кинулись бежать. Тут во все горло завопил Пион:
— Сударь, осторожнее! Там какой-то мальчишка хочет вас обокрасть!
Господин поднес ладонь к кошельку и схватил за руку Флипо.
— Караул, грабят! — взвыл он.
Его спутница пронзительно заорала.
Поднялась всеобщая суматоха. Люди кричали, наносили удары, вцеплялись друг другу в горло и пьянели от ярости, в то время как приспешники Весельчака лишь усиливали беспорядок своими криками и призывами.
— Я держу его!
— Вот он!
— Ловите! Он убегает!
— Вот там!
— Сюда!
Дети, попавшие в давку, плакали. Женщины падали в обморок. Прилавки опрокидывались. Красные зонты улетели в Сену. Защищаясь, продавцы фруктов кидались яблоками и апельсинами.
Собаки стригаля присоединились к общей суете и теперь путались под ногами, катаясь ошалевшими, хрипящими клубками сваленной шерсти.
Красавчик носился от одной женщины к другой, обнимал горожанок, целовал и тискал их самым непристойным образом прямо на глазах у растерянных мужей, которые тщетно пытались огреть нахала тростью. Удары доставались ни в чем не повинным прохожим, которые в отместку срывали с оскорбленных мужей парики.
В людском водовороте Хвастун и его сообщники срезали кошельки, опустошали карманы, срывали плащи, а Большой Матье под грохот словно с цепи сорвавшегося оркестра размахивал саблей и ревел со своего помоста:
— Давайте, парни! Пошевеливайтесь! Это полезно для здоровья!
Анжелика поднялась на ступени небольшой открытой площадки у подножия статуи и сверху наблюдала за всем этим спектаклем. Вцепившись в решетку, она хохотала до слез. День заканчивался великолепно. Это было то, что нужно: Маркиза Ангелов наконец удовлетворила безудержное желание смеяться и плакать, которое мучило ее с тех пор, как она проснулась на корабле в стоге сена, ласкаемая незнакомцем.
