– Правда? Значит, я не Должен беспокоиться, что она удавит меня куском веревки, который сумеет подобрать?
– Если ты не повернешься к ней спиной.
– Я буду осторожен, – хмуро сказал Дойл. Грей опять взглянул на террасу.
Эйдриан сидел за деревенским столом, опираясь на локти, как будто всю ночь пьянствовал. Анник сидела, опустив глаза, как будто о чем-то думала. Хотя она вытягивала пальцы, когда собиралась взять какую-нибудь вещь, но это было медленное, изящное движение, без неуверенности или неловкости. Эйдриан не выглядел раненым. Анник не выглядела слепой.
– Высший класс, не так ли? – Дойл вроде бы и не смотрел в их сторону, а все замечал. – Профессионалы. Настоящее удовольствие наблюдать за их работой. Очень хочется, чтобы мы ее завербовали, я б мог использовать эту девочку, если даже она слепа, как летучая мышь.
– Расскажи мне про Анник Вильерс. По каким-то причинам ее досье нет в Лондоне, – сказал Грей.
– Странно. Может, французы не используют ее против нас. Что ты хочешь знать? Для начала – она дочь Пьера Лалюмьера.
– Который написал «Десять вопросов»?
– А так же «Настоящее правосудие и закон», «Опыты равенства» и прочее. – Дойл предоставил ему возможность обдумать услышанное.
Когда-то Грей прочел все написанное этим человеком. В Харроу они допоздна сидели в комнате отдыха, яростно споря о его книгах. Он вышел из университета почти революционером.
– Ее мать пользовалась двумя именами – Люсиль Вильерс и Люсиль Ван Клеф. Они с Лалюмьером появились неизвестно откуда лет двадцать назад, работая на радикалов. Старые радикалы благоразумно умалчивали о своем происхождении, ведь королевское правосудие не щадило всю семью. – Дойл начать ощупывать внутреннюю сторону каждого ремня, касавшегося лошади. – Потом Лалюмьера повесили в Лионе, а Люсиль закончила работой на французскую тайную полицию. Самая красивая женщина в Европе, как я слышал. Могу дать список мужчин, с кем она спала.
– Ну а ее дочь Анник?
– Она всю свою жизнь в игре. Фактически воспитана тайной полицией. Начала с восьми лет, выполняя поручения для Сулье, когда тот был шефом подразделения в Южной Европе. Два года спустя ее отправили действующим наблюдателем, именно тогда ее одели мальчиком. Она была в группе Вобана, одной из его пяти или шести специальных агентов. Настолько Анник хороша. Я несколько раз сталкивался с ней в Вене. Да, красивая девушка, но это не все, она вдвое интереснее любой женщины. Ты бы заметил ее в любом случае. Ты видишь это сейчас.
Тем временем Эйдриан добавил ей в кофе горячего молока, протянул булочку, ненавязчиво делая то, что слепой женщине было бы трудно сделать, не выдав себя.
– Очень мило, да?
– Хокер умеет допрашивать. – Грей скрыл досаду. – Он нравится женщинам, и мы должны это использовать.
– Ты прав. Она молода, испугана, хотя профессионал, ей нужно с кем-нибудь поговорить. Но твою женщину Хокер не тронет, он просто злит тебя.
– Я посажу Анник рядом с тобой на козлы. У нее хватит ума не прыгать оттуда. Еще можешь обнять ее… мышцы ее спины напрягаются перед броском. Это послужит тебе предупреждением.
– Хорошо.
– Постарайся ее разговорить. Будь милым.
– Я люблю быть милым. Интересно, о чем они беседуют? – с невинным выражением спросил Дойл.
– Мы сидим уже больше двух часов, и столько же лежит булочка на твоей тарелке, – говорил Эйдриан. – Первую лошадь уже запрягли. Кажется, грузят наверх последние сумки. У нас есть пять-шесть минут.
– Тогда я поем быстро.
Ее опущенные глаза были устремлены на руки. Первый из выученных ею приемов, чтобы пустой взгляд не блуждал, давая всем понять, что она слепая. Руки она держала рядом с тарелкой. Утром она уже обожглась, наткнувшись на кофейник, и не хотела допустить новую оплошность.
Булочка действительно лежала на тарелке больше двух часов. Она тщательно разломила ее на три части и медленно жевала. После трудного путешествия из Марселя желудок еще не привык к достаточному количеству еды.
– Ты поступаешь разумно, – одобрил Эйдриан. – Ты ведь голодала до этого.
– Как и ты, полагаю.
– Я голодал почти все время, пока не подрос, чтобы зарабатывать себе на жизнь воровством. – Эйдриан усмехнулся. – Может, я стал бы огромным, как Грей, если б питался регулярно.
– Почти наверняка. Откинься на спинку, Эйдриан. Если ты вздумаешь потерять сознание, то не опрокинешь мою чашку с кофе мне на колени.
Анник услышала, что он последовал ее совету.
– Букет женского сочувствия. Ты бы полюбила меня, если б я имел мускулатуру Грея и возвышался над всеми этими французами? Но с его ростом я был бы плохим агентом. Слишком заметным.
– Не вижу необходимости сочувствовать английскому шпиону. И я не тратила бы свою любовь на человека вроде тебя. Лучше съешь что-нибудь, раз твой друг собирается вытаскивать из тебя пули.
– Я не думаю, что, еда поможет. Как-то неуверенно себя чувствуешь, если хирург боится процедуры больше, чем ты. Когда ты голодала, Анник? Во времена террора?
Ну что же, тема вполне безобидная.
– Да, в то время, только не в Париже. Тогда я жила у цыган. Их жизнь тяжела зимой, да еще в неспокойные времена.
– Тебя что, украли цыгане?
– Такой умный шпион, как ты, должен знать, что это вымысел. Зачем цыганам красть детей, если у них много собственных? Они давным-давно знают, как делать младенцев. К твоему сведению, это не трудно.
– Да, я слышал. На твоем месте я бы не пытался спрятать булочку. Такие очаровательные платья не годятся для этого.
– Значит, мое платье неприличное, – хмуро сказала она. – Как я и подозревала.
– Оно восхитительно. Пожалуйста, оставь булочку рядом с тарелкой и перестань собирать крошки в моем присутствии. Корзинки Русселя уже несут к карете, там еды хватит на маленькую армию. Одно преимущество быть похищенной Греем в том, что ты будешь хорошо есть. Это будет, пока ты с нами, Лисенок.
– Тогда я буду какое-то время сыта.
В желудке у нее оставалось место лишь для последнего кусочка хлеба или глотка кофе. Анник выбрала последнее. Она действительно любила кофе.
– Идиот! – Жак Леблан расстелил карту, ведя пальцем по дорогам Нормандии. – Перестань отнимать у меня время своим хныканьем.
– Она в Париже, – угрюмо сказал Анри. – Они пешком, без еды, без денег. Мальчишка ранен…
– Мальчишка наверняка умер, и они бросили его в каком-нибудь переулке. Но теперь у них есть лошади. Может быть, даже карета.
– Англичанин скроется в норе. Если Анник сбежит от него, то пойдет к своим друзьям в Париже. Зачем ей…
– У нее повсюду друзья. Помолчи. – Леблан отметил двумя пальцами участок на побережье Нормандии. – Здесь цитадель контрабандистов. Дорога в Англию. Вместе или раздельно, здоровые или раненые, они должны прийти сюда.
