Екатерина вздохнула. Мамонов далеко не такой, как Орловы и Шашковский. Он нанес ей жесточайшее оскорбление. А как он смотрел на нее! Она читала в его глазах искреннее, очевидно, давно таившееся в глубине его души отвращение. И что же? Он будет наслаждаться счастьем с молодой женой!.. Будет ей рассказывать о том, как он оттолкнул ради нее гордую императрицу – северную Эсмеральду, красоту и мудрость которой воспевали все поэты и философы мира. Вольтер, Дидро и Гримм ей поклоняются. Державин поет ей оды. А какой-то Мамонов бросает ради ничтожной, пустой и ветреной девчонки победоносную устроительницу русской земли, продолжательницу Петрова дела… Надо отомстить…
Но как? Отравить Щербатову?.. Конечно, это очень легко. Но Мамонов и другие догадаются. И, наконец, не надо больно играть, не надо смерти.
Смерть разве наказание? Смерть – покой, небытие. А ей нужно наказать дерзкую так, чтобы она всю жизнь помнила нанесенное ей оскорбление. Императрица долго думала и наконец придумала. Свадьба Мамонова, по желанию императрицы, была отпразднована пышно и весело. Государыня уже утешилась как любовница. Анна Нарышкина представила ей Платона и Валерьяна Зубовых. Оба брата произвели на царицу чарующее впечатление, и оба сделались ее фаворитами.
Но оскорбленная царица утешиться не могла.
Конечно, она не показывала Лизаньке своей ненависти. Она подарила Мамонову три тысячи душ крестьян в виде свадебного подарка. Надо же заботиться о народе и дать народным душам хозяина в чьем-нибудь лице.
Лизанька Щербатова была тронута добротой государыни. Екатерина сама отвела ее к венцу и подарила молодой десять тысяч золотом на счастье, жениху для обручения два бриллиантовых кольца огромной стоимости.
Лизаньке даже было жаль, что она обидела государыню и венчается с ее фаворитом. Под венцом она все плакала.
Поздравив молодых и выпив шампанского за их благополучие, Екатерина удалилась в свои покои.
Через четверть часа к Мамонову явился дежурный офицер с приказом немедленно оставить Петербург с молодой женой. Тут же ему был передан пакет с миниатюрным его собственным портретом, который царица всегда носила на груди. Портрет был изуродован.
Мамонов с женой поселился в Москве и весь отдался своему счастью.
Через две недели, которые пролетели в сладком и уютном уединении, однажды гуляя в парке, они вернулись в свою спальню, предвкушая новые наслаждения любви.
Неожиданно из темноты выскочили солдаты. В один миг граф и графиня были связаны. Мамонов закричал, незнакомый голос сказал ему:
– Замолчите, ваше сиятельство. Кричать бесполезно. Никто не посмеет явиться сюда.
Мамонов узнал голос московского полицмейстера.
– По какому праву производится такое насилие? – спросил он.
– По указу государыни, против которого всякое право бессильно, – ответил полицмейстер.
Мамонова привязали к креслу. Зажгли лампу… И несчастный увидел, что солдаты срывают платье с его молодой жены… На вопли ее никто из слуг не прибыл. Очевидно, все заранее получили приказ, как вести себя.
Надругавшись над бедной графиней, солдаты избили ее плетью, превратив спину в сплошную кровавую рану.
Исполнив в точности указ императрицы, полицмейстер с солдатами удалился.
Явились слуги. Мамонова отвязали от кресла, привели в чувство несчастную женщину. Оба долго были больны. Выздоровев, Мамонов уехал с обиженной женой, жертвой царской мести, за границу, покинув страну, где «всякое право бессильно перед указом свыше».
Однако злоупотребления властью возникали везде и при всяком строе, даже при республике. Достаточно вспомнить Венецию средних веков или вторую римскую республику.
Что же из этого следует? А то, что ни один человек не должен иметь над другим никакой власти. Но вряд ли это возможно.
Честолюбивый и надменный Платон Зубов вскоре вытеснил брата из сердца императрицы. Валерьян был случайным фаворитом, и Платон сумел подчинить себе государыню, женственная душа которой была верна себе и жаждала подчинения сильной мужской воле. Она ни в чем не могла отказать своему любовнику.
Платону Зубову было всего двадцать три года, но он был очень расчетлив и бесстыдно циничен. Он добился положения фаворита, как при жизни Ланской, но вытеснить красавца Сашеньку из сердца императрицы было невозможно. Потом царица привязалась к Мамонову, и Зубов терпеливо ждал, чтобы ее увлечение прошло.
Нарышкина уверяла царицу, что Зубов в нее безумно влюблен, и самонадеянная Екатерина, которая и в старости была убеждена, что сохранила свою красоту и обаяние, охотно этому верила.
А Зубов, сделавшись временщиком, стал необыкновенно требовательным. Это был Орлов конца царствования. Но Орлов был груб только с Екатериной, а с окружающими очень вежлив, корректен. Зубов был высокомерен и заносчив. Он наносил непростительные дерзости наследнику престола Павлу Петровичу, твердо уверенный, что Павел царствовать не будет, потому что Екатерина говорила ему о своем завещании. Один раз, когда цесаревич приехал к нему с визитом по настоянию матери, Зубов заставил его ждать более часа в приемной, а потом велел сказать, что занят и принять Великого князя не может. И когда Павел взошел на престол, то Зубову пришлось валяться перед ним на коленях, вымаливая себе прощение. Все свои наглые выходки он сваливал на покойную императрицу, уверял, что она от него требовала такого отношения к цесаревичу.
Когда императрица приблизила к себе Зубова, Потемкин был в Киеве. Конечно, всесильный князь Тавриды вскоре узнал, что у царицы появился «больной зуб», как называли Зубова при дворе. Потемкин был угрюм и озлоблен, а когда ему сообщили, что Екатерина возвела Зубова в княжеское достоинство, то с ним сделался припадок бешенства. Он перебил всю посуду, все дорогие вазы, изломал всю мебель, избил своих слуг и велел запороть свою любимую крепостную наложницу. Светлейший князь не умел гневаться, не проявляя своего гнева. Ему хотелось, чтобы все чувствовали его настроение.
Обыкновенно фавориты получали графские титулы. Екатерина поставила ничего не сделавшего для России мальчика рядом с ним, гениальным полководцем, героем трех кампаний, завоевателем Новороссии и Крыма…
– Или я, или Зубов! Кто-нибудь из нас должен умереть.
Потемкин задумал отравить Зубова, подобно тому, как отравил Великую княгиню Наталью Алексеевну и Ланского, а, может быть, и еще кого-нибудь, о ком история не знает. Он не задумывался над средствами, когда надо было устранить человека с дороги.
Он решил ехать в Россию. Заложили его роскошную карету, и он приказал:
– Ехать в Николаев.
Вся его свита выехала с ним из Ясс.
