Харрингтон резким тоном возразил:
— Ерунда. Ты труслив как заяц. А теперь пора расходиться.
И все трое двинулись к боковому входу, а Девениш остался размышлять о том, что он услышал.
Что все это значит? Он никак не мог сообразить, почему они так встревожились, когда он упомянул дьявола. Что он мог заметить в склепе? Это вряд ли перстень Джереми Фолкнера — судя по всему, они вообще не знали о нем. Наконец, что за секретные собрания проходят в склепе?
А если они проводят свои собрания в склепе, то вот и объяснение свежего воска на алтаре: им же надо освещать помещение.
Допустим, собираются они в склепе ради забавы. Но тогда почему Лоусон так напуган и зачем такая скрытность?
Не связаны ли все эти странности с исчезновением девушек и загадочной гибелью Фолкнера? И если связаны, то как?
Сон не шел к нему, а когда наконец пришел, то не принес отдохновения. Впервые после нескольких лет повторился кошмар, который преследовал его с ранних лет.
Ему опять одиннадцать лет, и он во весь дух мчится по улице, удирая от погони. Пальцы судорожно сжимают грошовую булку, которую он стащил, чтобы накормить мать и маленького Бена. Сам он наелся объедков.
Они одни на всем белом свете. Отца полгода назад убили во время драки в таверне. Хэл помнит его — этого большого и шумного человека он обожал. На самом деле Огэстес Девениш был беспечный шалопай и мот, который, разорившись, покатился вниз, не думая о семье.
Но сейчас Девениш был в далеком прошлом. Снова был маленьким, постоянно голодным Хэлом, ничего не знавшим о жизненных перипетиях своего отца и как тот докатился до окончания своего пустого существования в грязной пивнушке, заставив сына стать вором, чтобы выжить.
Мать, пока ее не сразила тяжелая болезнь, шила детскую одежду, которую заказывали ей жены торговцев шерстью.
Запыхавшийся, радуясь тому, что еще раз ускользнул от погони и тюрьмы, Хэл вбежал в дом и, добравшись до мансарды, где они обитали, распахнул дверь:
— Я пришел, мама, я пришел.
Мать не отозвалась. Она сидела на кровати, прижимая к груди маленького Бена. Мальчик родился уже после смерти отца. Глаза матери блестели, лицо было мокрым от слез.
— Что случилось? — закричал Хэл, подбегая к кроватй.
Мать прошептала побелевшими губами:
— Он ушел, Хэл. Он ушел.
— Как — ушел? Вот же он, я его вижу. Мать взяла его руку и приложила к холодному личику ребенка.
— Он умер, Хэл. Это моя вина. У меня нет молока, а он был такой слабенький. Господь прибрал его. Может, так оно и лучше.
— Тогда будь он проклят, твой Господь! — закричал Хэл, роняя булку.
— Нет, сынок, не надо. Такова Божья воля и мы должны ей повиноваться.
В этот миг он всегда просыпался, по его лицу струились слезы.
Понемногу Девениш успокоился, повторяя, что маленького Хэла больше нет, он давно стал человеком знатным и богатым, и трудно сказать, хорошо это или плохо, что он постоянно вспоминает свое тяжелое прошлое.
За исключением Друсиллы Фолкнер, все остальные гости в доме Леандра Харрингтона не представляли для Девениша никакого интереса. Не было ни малейших намеков на какую-либо скрытность и странность в чьем-либо поведении.
Правда, леди Чейни оставалась, как всегда, эксцентричной, а Джордж Лоусон быстро-быстро исчезал, завидев Девениша. Тоби Кларидж, напротив, стал чаще искать общества графа, продолжая, впрочем, предостерегать Друсиллу о его коварстве. Делал он это так, чтобы никто не слышал.
Стоило ему лишь однажды заговорить об этом в присутствии Гилса Стоуна, как тот вспыхнул и гневно проговорил:
— Удивляюсь, сэр Тоби, как вы можете плохо говорить о Девенише за его спиной. Это не по-джентльменски. Я думаю, вы не осмелитесь сказать подобное ему в лицо. Слишком опасно.
На эту дерзость Тоби лишь рассмеялся, однако смех его звучал несколько натужно. Вполне вероятно, Гилс все расскажет Девенишу. И что тогда? Дуэль, если вспомнить репутацию графа?
Друсилла побранила брата за прямолинейность.
— В конце концов, — сказала она, — Тоби хочет лишь меня защитить.
— От Девениша? — Гилс прыснул со смеху. — Да вспомни, как он относится к тебе. Он тебя уважает.
— Это тебе подсказывает твой богатый жизненный опыт?
— Просто знаю. Девениш никогда тебя не обидит, а вот насчет сэра Тоби я не уверен.
Разговаривая с графом перед последним обедом в Маршемском аббатстве, Друсилла сказала ему, что он производит впечатление человека, в совершенстве владеющего собой и умеющего подчинять себе обстоятельства. На чем основывается это умение?
— Раскройте мне ваш секрет, — попросила она, — я тоже хотела бы управлять своей жизнью так, как вы управляете своей.
— Это иллюзия, — серьезно ответил он. — На самом деле я так же, как и все, завишу от времени и случая.
— Иллюзия? — с сомнением повторила она. — Но как это получается? Вы же не фокусник.
Девениш вытащил из рукава носовой платок, показал его Друсилле, скомкал в кулаке так, что его стало не видно, а потом раскрыл ладонь — она была пуста.
— Но куда он девался?
— Вот он, — сказал Девениш, доставая платок у нее из-за пояса.
Этому фокусу он выучился в двенадцать лет у одного бродячего иллюзиониста и, став взрослым, никогда не демонстрировал его. Наградой ему была восторженная улыбка Друсиллы.
— Вы наглядно показали мне, что вещи зачастую не таковы, какими кажутся.
Гилс, наблюдавший за фокусом с раскрытым от удивления ртом, воскликнул:
— А вы меня научите, как это делается, Девениш?
— Фокусники, даже самого низкого ранга, никогда не раскрывают своих секретов.
Гилс был не единственным зрителем. За происходящим с интересом следил Леандр Харрингтон. Ему впервые подумалось, что, наверное, зря он считает Девениша круглым дураком.
В Лайфорде Друсилле, да и Гилсу тоже, показалось как-то скучно. Ей не хватало ежедневных пикировок с Девенишем, а Гилс тосковал по компании. Только мисс Фолкнер вернулась домой с чувством облегчения.
Ее убедили в том, что лорд Девениш оказывает дурное влияние на Гилса и на Друсиллу. Харрингтон, не желавший по своим тайным мотивам брачной связи между Лайфордом и Трешем-Холлом, тонкими намеками внушил ей, что милорд совсем не подходящая пара для миссис Фолкнер. В результате бедная Корделия решила, что поступала дурно, стараясь устроить этот брак.
Гилс по возвращении домой стал как-то особенно непоседлив, и мисс Фолкнер считала, что виной тому Девениш. Однажды под вечер она поймала его, когда он появился после нескольких часов отсутствия.
— И где же это вы пропадали, молодой сэр? — спросила она. — Вас не было так долго, что мы уже стали беспокоиться.
