Затем, словно кто-то сообщил ему, что он не один, он поднял голову.
Она пришла в ужас, видя, до какой степени он истощен.
Тарстон Стэндиш, не произнеся ни слова, поднялся со стула.
Лоилия обежала вокруг стола, и он протянул к ней руки.
Она приникла к нему, чувствуя, как отчаянно бьется ее сердце.
Как много ей хотелось рассказать ему!
Но она помнила из его прошлых упреков, что говорить, если в этом нет абсолютной необходимости, всегда опасно.
Долгую минуту он держал ее, прижимая к себе. Она взяла его за руку, ощутив холод его пальцев, и повела через комнату.
Выглянула в коридор и осмотрела его.
Она не ожидала увидеть там кого-либо, однако была крайне осторожна.
Затем, когда отец вышел из комнаты вслед за нею, она заперла дверь и оставила ключ в замке.
Имитируя мягкую поступь индейца, как ей уже не раз приходилось это делать в прошлом, она двинулась вперед.
Отец следовал за ней вверх по лестнице, ведущей, как она знала, в полуподвал наверху.
Настал самый опасный миг их плана.
Разумеется, для отца было совершенно нереально выбраться через отверстие, которое для нее оказалось преодолимым препятствием.
Уоткинс объяснил ей план полуподвального этажа над ними.
— В полуподвальном этаже, — говорил он, — есть длинный коридор, протянувшийся от наружной двери в полуподвал к подсобным помещениям. С одной стороны в коридор выходит кухня.
По другую сторону коридора расположились буфетная, хранилища для мяса и другой провизии, а дальше — различные кладовые.
Он нарисовал план этого цокольного этажа, чтобы Лоилия хорошенько его запомнила.
Поднявшись из подвала, она достигла верхней части лестницы и попала на цокольный этаж.
Она слышала смех, доносившийся из кухни.
Конечно, это Уоткинс развлекает слуг, чтоб они не услышали, как отец пройдет мимо двери.
Двигаясь с ловкостью молодого оленя, Лоилия прошла по коридору до двери полуподвала, выходившей на улицу, и быстро открыла ее.
Отец присоединился к ней, вынырнув из темноты на верхней площадке лестницы.
Когда они вышли на улицу, она увидела, с какой жадностью отец вдыхает свежий воздух.
Он пытался восстановить силы.
Лоилия неслышно закрыла наружную дверь и поспешила вверх по каменным ступеням, поднимавшимся из полуподвала до уровня тротуара.
Они прошли через ворота в ограде и оказались на дороге.
Остановившись на секунду, она бросила взгляд вдоль дороги. Прохожих не было.
Она увидела лишь двух часовых.
Они стояли без движения на своем посту, с винтовками за плечами.
Экипаж ожидал под деревьями.
Кучер, следуя указаниям Уоткинса, смотрел в противоположном направлении.
Двигаясь все с той же быстротой и молясь, чтобы отец мог поспевать за ней, она пересекла дорогу и открыла дверцы экипажа.
Через несколько секунд он присоединился к ней.
Он взобрался в экипаж, и тут, как она предвидела, сипы оставили его, и он в изнеможении упал на заднее сиденье.
Лоилия действовала с находчивостью, которой восхитился бы ее отец.
Она помогла ему лечь и накрыла темным ковровым покрывалом.
Загляни кто-нибудь в экипаж, ему бы и в голову не пришло, что кто-то лежит под покрывалом.
Затем она достала заготовленный напиток.
Лорд Брэйдон, предвидя подобную ситуацию, приготовил содовую воду, добавив в нее чуть-чуть бренди.
— Но, — протестовала Лоилия, — если папа долгое время ничего не ел, не слишком ли крепко для него бренди?
— Коньяк стимулирует аппетит, — сказал лорд Брэйдон. — Если человек ничего не ел в течение недель, ему трудно глотать и у него пропадает желание питаться.
Отец, как будто понимая это лучше, чем она, выпил немного бренди, которое дочь поднесла к его губам.
Когда он сделал несколько глотков, она отставила стакан и открыла банку телячьего желе, самого питательного продукта, который можно было достать.
Его давали инвалидам и выздоравливающим после продолжительной болезни, не способным проглотить или усвоить питательный продукт в более твердом виде.
Она медленно кормила с ложечки своего отца.
Ей казалось, что, по мере того как он покорно глотает желе, к его лицу понемногу возвращается цвет.
Несмотря на то что его таза были закрыты, она знала, что он в сознании и настороже, так как представляет себе опасность, в которой все еще находится.
Когда маленькая баночка опустела, она дала ему еще немного бренди.
Затем накрыла его всего покрывалом и в ожидании стала смотреть в окошко на дорогу.
Как только обед завершился и в столовую снизу понесли кофе, Уоткинс взглянул на большие часы, тикающие на стене кухни.
— Уже перевалило за девять, — сказал он старому дворецкому. — Надо бы пойти в гостиную и напомнить его светлости, что он обещал быть через десять минут у ее высочества принцессы фон Ахен.
— Не много времени вы даете ему, чтобы добраться туда! — заметил Фридрих.
— Тем более он должен торопиться!
Фридрих медленно вышел из кухни.
Уоткинс попрощался с кухаркой, расцеловав ее в обе щеки, от чего та рассмеялась, как молодая девушка.
Он дал щедрые чаевые поваренку и старику.
От благодарности они потеряли дар речи.
Затем, весело распрощавшись со всеми и пообещав еще увидеться с ними, он вышел из кухни.
Закрыл за собой дверь и пошел вдоль коридора.
Он надеялся, что все прошло как надо.
К этому времени мисс Лоилия уже должна была обеспечить безопасность своего отца.
Если же вопреки ее ожиданиям отца там не оказалось, он знал, ей достанет разума, чтобы не задерживаться в этом месте.
Она вернется в экипаж, как велел ей лорд Брэйдон.
Подойдя к двери цокольного этажа, он увидел часовых, все еще окаменело стоявших на посту.
Он был уверен, что они все еще держат в свободных руках кружки, из которых выпили кларет с наркотиком.
Он взял у них пустые кружки.
При этом они не обратили на него никакого внимания, продолжая напряженно глядеть прямо перед собой.
Именно так их инструктировали вести себя, когда они впервые заступили на дежурство.
Уоткинс поспешил через дорогу. Положив кружки в корзину позади экипажа, он подошел к дверцам.
Один взгляд через окошечко — и он понял, что все в порядке.
Он остался снаружи, ожидая появления господина.
Лорд Брэйдон пребывал в напряжении, пока дворецкий наконец не принес ему весть от Уоткинса.
Услышав ее, он сказал капитану:
— Прошу извинить меня, но я должен, к моему великому сожалению, откланяться. Сегодня я покидаю Берлин и обещал принцессе фон Ахен попрощаться с ней перед отъездом.
— Вы уезжаете сегодня, mein fieri?
