Кейтлин медленно разжала руки, выпуская гриву лошади, и дрожащим голосом произнесла:
— Благодарю за…
Закрыла глаза и глубоко вздохнула, прежде чем закончить фразу:
— Теперь вы можете отпустить мою лошадь.
— Тогда она снова понесет.
— Я этого не допущу.
— Черт, обязательно нужно спорить, что бы я ни сказал? — Он злился и на нее, и на себя, но не собирался ей это показывать. — Ваша лошадь неслась прямо на стену! Вы понимаете, как вам повезло, что я оказался рядом, чтобы ее остановить?
Кейтлин вскинула голову, сверкнула глазами, и ее щеки вновь порозовели.
— Может быть, я сумела бы перескочить через стену.
— И сломали бы себе шею, черт возьми!
Он уже кричал, но ему было все равно. Ветер свистел в кронах деревьев, трепал ветви, и крупные капли дождя срывались им на головы.
С него достаточно. Александр спешился, накинул поводья обеих лошадей на сук и, обхватив Кейтлин за талию одной рукой, стащил ее с лошади и поставил на ноги.
— Но я не собиралась спускаться на землю!
— Тем хуже для вас! Сюда. Если лошадь понесет, никому из нас не будет грозить опасность.
Она сжала кулаки.
— Послушайте, Маклейн! Я…
Он подхватил ее на руки и поцеловал. Достаточно бесполезных слов и бессмысленных жестов. Нужно показать ей, что он имеет в виду, заставить понять, как он разгневан. Но в тот же миг, как их губы соприкоснулись, произошло что-то неожиданное. Гнев улетучился, уступив место страсти, да такой жаркой и пылкой, что она грозила поглотить их обоих.
Кейтлин не сопротивлялась. Почувствовав прикосновение его губ, она обхватила его шею обеими руками и прижалась к нему. Она была стройная и легкая, а когда его руки сильнее сомкнулись на ее талии, ее ноги оторвались от земли, и она оказалась целиком в его власти.
Их поцелуй, жаркий и всепоглощающий, мог бы длиться вечность. Ее мягкие губы опьяняли. Когда ее язычок пощекотал его губы, он хрипло застонал, чувствуя, как пробуждается в нем желание.
Чем жарче становился поцелуй, тем отчетливее звучал в нем внутренний голос, который призывал его остановиться, отпустить Кейтлин, уйти прочь самому.
Вот это и погубило Чарлза. Именно так оно и начиналось.
Мысль остудила его пыл, но ему потребовалось собрать по капле все силы, прежде чем он прервал поцелуй и отступил от Кейтлин.
Она уже не сжимала его шею, но рук не опустила. Как завороженная, она смотрела на него снизу вверх, и ее карие глаза сделались огромными, а полураскрытые губы были припухшими, и на лице застыла озадаченная гримаса. Александр отлично понимал, что она чувствует.
Что было в этой женщине такого, что мгновенно будило его страсть? Дело не в красоте — он знавал множество красавиц, впрочем, не столь ошеломительно прекрасных, как Кейтлин. Тут крылось нечто большее. Словно одно соприкосновение губ воспламеняло обоих невидимым огнем.
Она, кажется, внезапно осознала, что он разжал объятия, и поспешно отскочила назад, обхватив себя руками, словно обиженный, одинокий ребенок.
Первым побуждением Александра было снова привлечь ее к себе, но он сумел с ним справиться.
Разве не то же чувствовал Чарлз, когда впервые встретил ту ведьму, которая впоследствии стала его женой? И его так же неумолимо влекло к ней…
Крупные капли дождя просачивались сквозь листья, остужая его страсть. К нему постепенно возвращалась способность трезво мыслить.
«То же чувствовал и Чарлз, и именно поэтому я не позволю этому чувству овладеть и мной». Он стиснул зубы.
— Этого не следовало допускать.
— Нет.
Ее голос слегка дрогнул, словно она не была уверена в своих словах.
— Вы меня разозлили, и я… — Он пожал плечами. — Я не удержался.
Она глубоко вздохнула:
— Вы… вы были правы. Не насчет поцелуя, но… вы были правы насчет лошади. Мне следовало предупредить конюшего, что не справлюсь с этой гнедой.
В лесу стояла тишина, только капли дождя стучали высоко в кронах деревьев, по ковру из опавших листьев и мха. Александр не знал, что сказать. Впервые в жизни решительно не находил слов.
— Я позволила гневу заглушить доводы рассудка. Сделала это, не подумав о последствиях. Мне не следовало так поступать.
Александр понимал, что она говорит искренне, и на этом следовало бы остановиться. Частично вина за ее необдуманный порыв лежит на нем самом, и это он тоже понимал. И все-таки ему было мало. Она ему задолжала!
— Полагаете, можете творить, что взбредет в голову, а потом пробормотать извинение — и дело с концом?
Ее щеки вспыхнули. Она отбросила со щеки прядь намокших волос.
— Нет, только начало. Неужели вы не просите извинения, когда бываете не правы?
Жаль, что она выглядит сейчас так очаровательно-небрежно — словно только что с любовного ложа. И ведь было почти так! Даже сейчас его мужское естество мучительно изнывало, когда он вспоминал, как держал ее в объятиях, и ее роскошная грудь прижималась к нему, а губы раскрывались навстречу поцелуям. Он даже застонал, когда раскаленное копье желания пронзило его тело, еще сильнее раздувая пожар гнева.
— Я действую лишь после того, как все хорошо обдумаю. Поэтому мне никогда не приходится извиняться за решения, которые я принял.
— Ох, да вы просто несносны! А я-то думала, что страдаю избытком гордости. Берегитесь, Маклейн! Подобные заявления могут разгневать судьбу, и она захочет преподать вам урок.
Он невольно улыбнулся, пожимая плечами:
— Херст, я просто говорю правду. Если вы не научитесь думать, прежде чем что-то делать, вам, возможно, придется слишком сильно раскаиваться. Ведь после Лондона вы не катались верхом, не так ли?
— Нет, каталась. Я брала одну из лошадей сквайра.
— В самом деле? Резвая была лошадка? Не хуже Милк?
— Милк?
— Так зовут вашу лошадь, и вы бы знали это, если бы слушали, что говорит вам конюший.
Она оглянулась на свою гнедую, которая мирно пощипывала травку.
— Ну, может быть, лошадь сквайра не совсем такая резвая, как Милк.
Александр скептически приподнял бровь.
— Ну хорошо. — Она взглянула на него. — Она была тихоня и даже рысью не шла, какое уж там галопом. Вот. Теперь вы довольны?
— Да, если это правда.
Она возмущенно застыла.
— Маклейн, я не лгунья.
— Нет. Вы особа, которая охотно говорит и делает что угодно, лишь бы добиться желаемого.
Ее щеки порозовели еще больше.
— Я совсем не такая!
— Ни разу не видел, чтобы вашими поступками двигало что-то другое, нежели эгоизм. Вы могли пораниться!
Кейтлин нахмурилась:
— Знаю. И лошадь тоже, вот поэтому я впредь не сделаю подобной глупости. Не будете ли вы так добры прекратить читать мне нотации? Вы сейчас прямо как мой отец.
