Широкая жесткая ладонь зажала ей рот. Стальная рука обвила талию.
– Прошу извинить нас, сэр, мадам. Похоже, мне придется кое-что объяснить вашей дочери.
Мать улыбнулась еще шире:
– Да, разумеется, дорогой Роберт. Мы подождем столько, сколько потребуется.
Отец закивал седой головой:
– Тем более что уже поздно. Завтра снова поговорим… как только Лидия поймет.
– Я и без того все понимаю, – попыталась ответить она, но ничего не получилось, поскольку Роберт снова зажал ей рот.
Повернувшись, он понес ее к двери, и уж тогда ему пришлось отнять руку от ее губ, чтобы взяться за ручку.
– Роберт, если ты немедленно не отпустишь меня, я…
Но Роберт не дал ей договорить, так как быстро вынес ее из гостиной и закрыл за собой дверь.
Лидия не помнила, как они оказались в распивочной. Стояла ночь, свет был потушен, и никто не видел, как Роберт остановился и отпустил ее. Она немедленно развернулась, чтобы как следует отчитать его, но он сжал ладонями ее лицо и запечатал ей рот поцелуем. Голова пошла кругом, и все мысли разом улетучились.
И все же Лидия попыталась заупрямиться. Она вырвалась из объятий Роберта и, уставившись на него, упрямо выдвинула подбородок.
– Я не…
Он снова поцеловал ее, на этот раз крепче и дольше, более страстно, более пылко, доведя до такого состояния, что, когда он поднял голову, Лидии пришлось вцепиться в него и прижаться к стене, у которой они стояли. Лишь бы не упасть. Кроме того, она на несколько минут лишилась дара речи, и Роберт, похоже, это понял.
– Прекрасно, – слегка улыбнулся он. – Полагаю, мне следовало знать, что жениться на женщине из семейства Мейкписов будет не так легко. Никакой надежды на то, что я просто сделаю тебе предложение, которое ты примешь.
Лидия заставила себя нахмуриться.
– Нет… только выслушай! – остановил ее Роберт. – Ты уже высказалась. Теперь моя очередь. Да, я сказал твоим родителям, что хочу жениться на тебе. Однако даже не пытался напомнить, что я соблазнил тебя или что ты соблазнила меня, что мы были близки и так далее и тому подобное. Я ничего не сказал, потому что вовсе не по этой причине желаю видеть тебя своей женой.
Он замолчат, испытующе глядя на нее. Ощутив, что он ведет некую внутреннюю битву, преодолевает непонятную нерешительность, прежде чем высказать правду, Лидия тоже прикусила язык, чтобы дать ему закончить.
Роберт прикусил губу, глянул ей в глаза и неожиданно выпалил:
– Вот уже десять лет, как я хочу жениться на тебе – с того дня в саду, когда мы вальсировали. Я уже тогда понял это и смертельно перепугался. Мне было двадцать два. Я ничего не знал о любви и понятия не имел, что делать, когда обнаружил, что нашел ее куда раньше, чем предполагал.
Лидия взглянула в его серебристо-серые глаза и почувствовала, как ось ее мира покачнулась, наклонилась под каким-то безумным углом и медленно встала на место. Только на этот раз перед глазами возникла картина, которую она не ждала увидеть.
Роберт грустно усмехнулся:
– Да, знаю. Прошло слишком много времени, но теперь мне тридцать два, и все это время я любил только тебя. – Он слепо потянулся к ее руке, поймал, поднес к груди. – Мое сердце бьется только для тебя. Для тебя единственной. Так было всегда. Так будет всегда. Я не хотел говорить тебе, не хотел, чтобы ты знала, потому что это делает меня очень беспомощным и уязвимым, зависимым… – Снова сжав ее руку, он поднял ее к губам, поцеловал сначала пальцы, потом ладонь. – Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Моей виконтессой. Чтобы всегда была рядом. И теперь я знаю, что ты тоже хочешь меня, как бы этого ни отрицала. Поэтому я больше тебя не отпущу. Даже если ты сейчас не согласишься, я не уйду. Не возьму обратно свое положение. Не позволю уехать отсюда без меня. Я стал твоим под яблонями десять лет назад. И теперь можешь делать со мной все, что пожелаешь. Я принадлежу тебе. Моя жизнь – твоя, мои сердце и душа – в твоих руках. И что бы ты ни сказала, что бы ни сделала – него не изменится.
Высказавшись, он мгновенно отрезвел. Почувствовал, как прежняя неуверенность поднялась в нем. Он знал, как упряма Лидия. Знал, что должен заставить ее признать правду и убедить принять его приложение. Если он горд, то и она не менее горда и не сдастся, пока не поверит ему. Он молился только о том, чтобы она поняла, как крепка существующая между ними связь.
Тяжело вздохнув, он заставил себя снова заговорить. Ему необходимо было выяснить, что она думает.
– Надеюсь, ты простишь меня за то, что заставил тебя ждать все эти годы? Ты найдешь силы забыть прошлом? И примешь мое предложение, чтобы начать новую жизнь вместе со мной? – Он помедлил. Снова нашел и сжал ее пальцы. – Моя первая и единственная любовь, ты выйдешь за меня?
Получить ее в жены было нелегко, потому что он не мог требовать, не мог распорядиться, чтобы она принадлежала ему. Лидия должна согласиться по собственной воле, принять собственное решение, или им никогда не суждено быть вместе.
Роберт мучился, не в силах понять выражение ее лица, и ждал ответа, слов, которые так хотел услышать. Он мог поклясться, что в этот момент у него буквально остановилось сердце.
Откуда-то донесся звон часов, пробивших двенадцать раз.
И тут Лидия заулыбалась, сначала нерешительно, потом все шире, пока не просияла так, что Роберт даже зажмурился.
– Конечно, я выйду за тебя!
Не успел он опомниться, как она бросилась ему на шею и стала целовать.
Облегчение, смешанное с торжеством, охватило Роберта. Он схватил ее в объятия и принялся целовать.
Когда новости о грядущей женитьбе Роберта Джеррарда на мисс Лидии Констанс Мейкпис из семьи уилтширских Мейкписов обрушились на ничего не подозревающее общество, немедленно пошли сплетни и предположения о том, каким образом мисс Мейкпис без всякого труда удалось то, что много лет не удавалось ни одной женщине.
Пожилые матроны, однако, в один голос заявляли, что тут нет ничего удивительного: леди, укротившая повесу, была такой же сумасбродкой, как и остальные члены ее семьи, несмотря на то что притворялась спокойной, рассудительной и порядочной молодой леди. Потому что только женщина, обуреваемая страстями, способна приручить повесу Джеррарда.
До Роберта, естественно, доходили эти слухи, но он только улыбался и не трудился что-то объяснять. Ведь он знал правду и носил ее в сердце.
И вовсе не загадочные страсти, обуревавшие Лидию – хотя сама загадочность очаровывала и привлекала, – делали его верным и преданным мужем, а любовь, чистая и истинная. Их взаимная любовь определила его судьбу.
Любовь стала единственным оружием, перед которым он капитулировал. Оружием, с помощью которого свершилось то, что свет театрально именовал «Падением повесы Джеррарда».
