Обернувшись, молодая женщина встретила пристальный взгляд бирюзовых глаз Рамиэля. Он тоже видел, как Эдвард попрощался с ней.
Раздосадованная Элизабет воинственно заявила лорду Сафиру:
— Я не буду вам лгать, если вы не будете чернить моего мужа.
— Очень хорошо. Я здесь для того, чтобы учить вас, дорогая, и ни для чего другого.
— Возможно, мы оба чему-нибудь научимся.
— Возможно. — Он предложил ей руку.
Элизабет оперлась на нее, ощущая под шелковой тканью тугие мышцы. Ее вдруг обдало жаром — от его взгляда, устремленного на ее грудь. Элизабет непроизвольно распрямила плечи, слишком поздно сообразив, что от этого движения грудь подалась вверх, едва не выскочив из скрипучего корсета.
В глубине бирюзовых глаз плясали веселые искорки.
— Правило номер три. С завтрашнего утра, собираясь ко мне, вы оставите все шерстяные вещи дома. Вы можете носить шелк, муслин, бархат, парчу — все, что угодно, только не шерсть.
— А на вас, лорд Сафир, — не задумываясь, дерзко спросила она, — что будет надето?
— На мне будет надето ровно столько, сколько вы пожелаете.
У Элизабет пересохло во рту, когда она представила себе теплую смуглую плоть, увенчанную пылающей от желания головкой. Нет, такой мужчина, как он, не может вожделеть женщину, в волосах которой появились серебряные нити, а тело располнело после рождения двоих детей.
— Мы учимся, лорд Сафир, а не играем фарс.
Со всех сторон стали поворачиваться головы, чтобы увидеть, кто позволил себе так весело расхохотаться. Молодая женщина прикусила губу, чтобы не присоединиться к нему.
Конечно же, не было ничего смешного в том, что светское общество стало свидетелем неудержимого веселья лорда Сафира, причем она держала его под руку, привлекая к себе всеобщее внимание. Но как Элизабет ни старалась, она сама не смогла удержаться от улыбки.
Изумрудные глаза перехватили взгляд Элизабет, глаза ее матери. Ребекке было не до веселья. Элизабет резко отстранилась, и смех Рамиэля замер.
Элизабет повернулась и быстро зашагала прочь от него. И в этот момент она ощутила, как что-то умерло у нее внутри.
Сегодня госпожа Петре облачилась в тяжелое коричневое бархатное платье, а вместо щита прикрылась холодной английской чопорностью. Накануне вечером она улыбалась ему… а затем прогнала, как побитую собаку.
— Рад вас видеть, миссис Петре.
— Доброе утро, лорд Сафир.
Его губы кривились в улыбке, пока она методично стягивала с себя серые кожаные перчатки.
Он налил дымящийся кофе в фарфоровую чашку с голубыми прожилками, затем плеснул в нее холодной воды, прежде чем передать Элизабет.
Ей явно не хотелось принимать угощение, но строгое английское воспитание предписывало не обижать хозяина дома отказом. Рамиэль следил за ней, страстно желая, чтобы она взяла чашку. Его глаза радостно вспыхнули, когда она все-таки приняла ее. Он хотел ее. Он хотел, чтобы она познала плотские желания. Он хотел, чтобы она возжелала его — мужчину, рожденного на Западе, а возмужавшего на Востоке. Мужчину, вкусившего горьких плодов страстей и тем не менее жаждавшего от женщины чего-то большего.
Кофе по-турецки мог послужить хорошим началом.
Лицо Элизабет окружили клубы горячего пара; она подула на чашку, сделала один глоток, другой, третий… Отодвинув чашку к краю стола, она вытащила из сумочки свои записи.
— Выбор учебника меня несколько смущает, лорд Сафир. — Подняв голову, она встретила его насмешливый взгляд. — Шейх дает очень мало указаний, как доставлять удовольствие мужчине.
Рамиэль пригубил кофе из своей чашки, вдохнув густой сладкий аромат, горько-сладкое напоминание о том, что он когда-то принимал как должное.
— «О, вы, мужчины, — начал цитировать он вполголоса, — готовьте женщину к наслаждению, ничего не упускайте, ни малейшей детали, если хотите добиться вашей цели. Исследуйте ее с великим усердием, полностью отдавайтесь этому, и пусть ничто не отвлекает ваши мысли… И только после этого приступайте к делу, но помните: начинайте не раньше, чем ваши поцелуи и любовные игры возымеют действие».
Он нарочито медленно поднес чашку к губам и выпил. Густой напиток был горячим и влажным, именно таким, каким она должна чувствовать фаллос, проникший в ее глубины. Элизабет смотрела на него, внешне спокойная, даже умиротворенная. Ее торчащие соски туго натягивали мягкий бархат.
— А вам не кажется, что мужчину тоже сначала требуется подготовить, миссис Петре?
— Вы хотите сказать, что и мужчин, и женщин возбуждают одни и те же ласки?
— И у тех, и у других есть груди, губы, бедра… — Он легко провел пальцем по краю чашки.
— Значит, вы считаете, что мужчина возбуждается, когда женщина целует его щеки… — Они перешли границы, разделяющие преподавателя и студента. Он это знал, да и она тоже. Он заронил зерна сомнения в ее душу насчет ее мужа… да и насчет себя самого. — И покусывает соски у него на груди?
Рамиэль почувствовал жар в паху.
— Я знаю, что мужчину возбуждают поцелуи и покусывания, миссис Петре.
Она прикрыла глаза, спасаясь от его обжигающего взгляда.
— Я еще могу понять, что мужчине приятно, когда женщина ласкает и щекочет нижнюю часть его тела, но я не представляю себе, почему мужчине может быть приятно, когда целуют его пупок и… скажем, бедра.
Сам Рамиэль хорошо знал, какое огромное наслаждение чувствует мужчина, когда женщина целует ему пупок и бедра. Перед глазами появились воспоминания о гаремных удовольствиях, его первые нежные попытки исследования женского тела, раскинутые женские ноги, неудержимо рвущийся член, когда его пальцы погружаются в мягкие шелковистые волосы вокруг лона, а сам он отдается первому экстазу жаркого влажного рта. Он хотел снова пережить эти невинные радости уже с Элизабет Петре.
— А разве вам не доставляет удовольствия, когда вам целуют пупок и бедра? — спросил он тихо, с затаенной страстью в голосе.
— Я…
Глаза Рамиэля призывали Элизабет сказать правду, она не могла обмануть его.
— Я не знаю, мне никогда их не целовали.
— А вы не чувствуете возбуждения, представляя себе, что у вас целуют эти места?
Тлеющее полено с треском вспыхнуло в камине. Она вздернула подбородок, готовая встретить насмешку.
— Да, чувствую. А вы сами не возбуждаетесь, представляя себе, как вас целуют там?
У Рамиэля перехватило дыхание.
— Да, меня это необычайно возбуждает.
— А мужчине нравится, когда женщина кусает его руки?
Жаркая чувственность, зарождавшаяся между ними, внезапно исчезла.
— Кусает его руки, миссис Петре? — переспросил он с ехидством. — Шейх не рекомендует доходить до каннибализма.
