В детстве я завидовала Лиззи и очень хотела, чтобы родители устроили мне пробы на телевидении. Лиззи пропускала кучу уроков. Как тут не позавидовать? А теперь нередко спрашиваю себя: о чем думали ее родители? Детям, рано познавшим известность, судьба готовит тяжкий путь.
Я уже отчаялась объяснить Лиззи, что известность далеко не так сладка, как кажется, и теперь пытаюсь хотя бы удержать ее от участия в порнофильмах.
— Все еще думаешь о порно? — со страхом спрашиваю я.
— А, порно… — беззаботно повторяет она. — Вообще-то никогда не строила серьезных планов. — Да, в постоянстве Лиззи трудно упрекнуть. — Хотя от дизайнерской вагины не отказалась бы. — Последняя фраза звучит устрашающе громко. — Всего-то восемнадцать тысяч долларов.
— А потом надо будет предложить всем режиссерам оценить приобретение по десятибалльной шкале, — комментирует Белла.
— Для начала было бы неплохо предложить всем заинтересованным лицам поучаствовать в сборе средств, — развивает мысль Лиззи, словно не замечая колкости. — А еще можно сдавать «помещение» во временное пользование.
Я с трудом сдерживаю смех, однако лицо Беллы остается суровым. Она сегодня вообще какая-то странная. Конечно, конкурировать с Лиззи в формулировках нелегко, но обычно она не столь резка. Решаю, что пора сменить тему, а потому рассказываю подругам о звонке Бретта и подарке для Тэкери. Надеюсь на толковый совет. Из нас троих Белла лучше всех соображает, как следует поступать в сложных ситуациях.
— Откажи, — лаконично, решительно заявляет она. — Скажи, что встречаться с мальчиком ему незачем. Единственный опекун — это ты.
— Да, но Бретт — родной отец, — слышу я собственный голос.
— Ну и что? Это не меняет дела. Откажи, — настаивает она. — Изменник не заслуживает радостей отцовства.
— А тебе самой хочется, чтобы Тэкери с ним познакомился? — сочувственно осведомляется Лиззи. Она более склонна к компромиссам.
— Даже и не знаю. Вопрос никогда не возникал. Впрочем, если говорить честно, то всегда считала правильным, чтобы сын знал родного отца.
— Так, может быть, мальчику стоит с ним увидеться? — предполагает Лиззи.
— Перл, хочешь, чтобы этот человек вернулся в твою жизнь? — сурово допрашивает Белла.
— Нет, конечно, нет.
— В таком случае откажи и поставь точку.
— А как же ребенок? — не сдается Лиззи. — Разве он не имеет собственных прав? — Надо сказать, подружка понимает суть проблемы. — Сам Тэкери хочет встречи?
— Не знаю. Не спрашивала. Тзкери знает, что Адам — не родной отец, но пугает меня вот что: вдруг мальчик полюбит Бретта, а тот снова исчезнет?
Меньше всего на свете хотелось бы доставлять Тэкери страдания.
— Значит, держи своих ребят подальше друг от друга, — делает вывод Белла. — Куда проще? Бретт — предатель. Без него тебе гораздо лучше.
Мы молча пьем кофе. Белла вздыхает.
— Что-нибудь случилось? — спрашиваю я.
— Не обращай внимания, — отмахивается Белла и снова вздыхает. — Превращаюсь в настоящую брюзгу. Дело в том, что получила письмо от тети. Очень неприятное.
— А я думала, что у тебя нет родственников, — замечаю я. Да, чрезвычайно тактично, ничего не скажешь!
Белле было тринадцать, когда от аневризмы умерла мама. Через год отец покончил с собой: въехал на машине в стену, оставив дочке одни лишь долги. С этих пор жизнь кидала из приюта в приют, из одной приемной семьи в другую, из школы в школу.
— Тетя Ливония — сестра отца, — поясняет Белла. — Она должна была обо мне позаботиться в случае смерти родителей. Так написано в письме, которое оставил мне папа. Но она и пальцем не шевельнула.
— Почему? — наивно спрашивает Лиззи.
— Не знаю. Все сделали органы опеки, а они, как известно, ничего не объясняют.
— А что в письме? — уточняю я.
— Пишет, что хочет встретиться. Собирается приехать в Лос-Анджелес. — Белла явно волнуется. — Уверяет, что для нее это крайне важно.
— А ты хочешь познакомиться? — осторожно спрашиваю я.
Белла молчит. Кажется, сейчас заплачет, а до сих пор мне ни разу не доводилось видеть ее в слезах.
— Всегда думала, как хорошо было бы иметь родственников, — наконец-то печально признается она. — И всегда об этом мечтала. Понимаете, когда остаешься в мире одна…
— Да-да, понимаем, — тихо соглашаюсь я.
— Но ведь она меня бросила. Почему не взяла к себе? Почему даже не захотела поддержать? Вот этого я никогда не могла понять. Она же знала, что, кроме нее, у меня никого не было.
Беру Беллу за руку и вижу, как в уголке глаза появляется прозрачная слезинка и медленно катится по нежной бледной щеке. Лиззи тут же протягивает бумажный платок.
— Может быть, тетя хочет встретиться, чтобы попросить прощения? — предполагает она.
— Трудно угадать, что движет людьми, — добавляю я.
— Может быть. — Белла горестно всхлипывает.
— А если не познакомишься, то так ничего и не узнаешь, — рассудительно замечает Лиззи.
— Да, понимаю, — соглашается Белла. Она выглядит растерянной и — что удивительно — беспомощной.
— При желании можно будет воспользоваться моментом и высказать накопившиеся обиды, — жизнерадостно добавляет Лиззи. Она обожает мелодрамы. — И покричать вволю, и поплакать всласть.
— Да, конечно. — Белла вытирает глаза и натянуто улыбается. — Просто все случилось немного неожиданно, потому и расстроилась.
— Не спеши с решением, — советует Лиззи. — Успокойся, подумай, постарайся понять, готова ли к новым отношениям.
— Да, здесь нужно время, — поддерживаю я. Иногда очень хочется помочь подруге, но не удается найти нужных слов.
Подходит администратор и сообщает, что уже девять часов и пора уходить, потому что магазин закрывается. Разве леди не заметили, что технические службы уже выключили свет? Мы оглядываемся и с удивлением обнаруживаем, что так оно и есть. Надо же, а мы-то действительно ничего не заметили! Лиззи просит еще минутку — ей жизненно необходимо заглянуть в секцию аксессуаров. Как всегда, добивается своего и исчезает. Мы с Беллой идем к машинам.
— Не терзай себя переживаниями и сомнениями, — советую я и крепко обнимаю подругу на прощание. — А вдруг эта встреча принесет родственную близость, к которой ты всегда стремилась?
Белла грустно улыбается и садится в машину. До чего же ее жалко! Мои родители далеки от совершенства, но они хотя бы есть.
В три часа ночи звонит телефон. Медленно выплываю из сна, в котором с упоением разгуливаю по бутику Фреда Сегала, и возвращаюсь к действительности. С трудом соображая, дотягиваюсь до тумбочки и беру трубку. В спальне темно, но из коридора пробивается лучик света: для Тэкери мы всегда оставляем лампу включенной. Адама способно разбудить только землетрясение, причем самое сильное. Он громко храпит, лежа на спине. Всегда спит в этой позе, словно загорает в темноте. Одеяло аккуратно — нет, скорее педантично — расправлено и наполовину прикрывает грудь. Так положено. Ноги широко раздвинуты и напоминают лучи морской звезды. Мне достается лишь самый краешек кровати.
