—Для увлажнения, — ответил он с натянутой улыбкой.
Губы ее сложились в маленькое «о», и он удержал их в таком положении своими губами, не обращая внимания на ту часть своего сознания, которая предостерегала его, твердя, что сейчас он решает свою судьбу. Он снова поцеловал ее, сам не зная для чего, — чтобы помешать говорить ей или самому себе. Он обхватил ее грудь рукой и ощутил ее вздох на своих губах. Это еще сильнее разожгло в нем желание. Кожа на ее шее была необыкновенно нежной, губы его скользнули ниже, и она снова вздрогнула.
— Если вы велите мне остановиться, я остановлюсь, — сказал он. — Скажите это теперь, чтобы потом я не грыз себя за то, что взял вас силой. Сейчас у вас еще есть такая возможность.
— Если бы я собиралась это сделать, я это уже сделала бы.
— Вот и хорошо, — сказал он и принялся ласкать ее сосок. Она ахнула, и он мог бы поклясться, что она впервые испытала это ощущение. В его голове пронеслось все, что можно сделать с ней, что показать, чему научить, — этот первый простой урок был всего лишь введением в новый мир. Но он захлопнул дверь перед этими мыслями, как только осознал их. С этой женщиной у него будет только то, что должно быть.
Что должно быть — и что происходит здесь, в данный момент.
И он принялся терзать ее грудь губами, языком, зубами. Ее сосок сжался в невообразимо тугой бутон. Он чувствовал, как она напрягается, натягивая свои шелковые узы, как она задыхается.
Он может сделать с ней все, что угодно, подумал он с неистовым удовлетворением. Все, что угодно, и она не сможет помешать ему.
Ему хотелось заставить ее кричать. И он принялся сосать ее сосок. Она выгнула спину, и странный скулящий звук вырвался из ее губ.
Он отодвинулся, чтобы видеть ее лицо.
— Сейчас вы еще можете сдерживаться, но прежде, чем все это кончится, я заставлю вас кричать от удовольствия.
— Зачем? — спросила она, задыхаясь и мотая голо-вой из стороны в сторону.
— Затем, что я могу это сделать.
— Вы можете просто взять меня, — сказала она. — Это ничуть не меньше докажет вашу власть. Почему вас заботит, что я чувствую или не чувствую? Вы делаете это, чтобы доставить удовольствие мне или себе?
Господи, до какой же степени она невинна? Недевственна, ясное дело, недевственна, но также ясно, что она никогда не испытывала наслаждения с чувственным любовником. Неужели в ее жизни не было ничего, кроме примитивного насилия? При этой мысли ему стало не по себе. Но милосердия от него она не дождется. Милосердия она не заслуживает.
— Потому что, — сказал он. Таков был ответ. Потому что, и все тут. Потому что он хотел доказать, что владеет собой, но не в меньшей степени ему хотелось видеть ее удовольствие, видеть, как ее душа обнажается перед ним. Ему хотелось понять, что в ней такого, что заставляет его хотеть ее, что заставляет его так пылко верить ей и пытаться ее спасти. Поняв это, он, быть может, освободится.
Она снова вздрогнула, но на лице ее выразилось чувственное ожидание, а не отвращение. Он поднес к ее губам два пальца.
— Вот второй шанс проявить себя, — сказал он.
Вид у нее был такой, словно ей хотелось опять задать вопрос, но он на миг сжал челюсти, и она промолчала, хотя и не сводила с него глаз.
— Вы что, не собираетесь спросить, что я имею в виду? — Он провел двумя пальцами по ее губам. — Оближите их. Я уверен, что вы знаете, как это делается. Покажите мне, как вы развращали неопытных юнцов.
Зеленые искры зажглись в глубине ее глаз.
— Ваших шпионов.
— Конечно. Вы так умело пользуетесь вашим языком, что это одурачило меня на какое-то время. Я слышал, что вы ставили мужчин на колени. Как бы то ни было, этот трюк сослужил вам хорошую службу.
— То, что вы слышали, преувеличение, — сказала она, но глаза ее осторожно, с острым самосознанием передвинулись с его лица на его руку. Она высунула розовый кончик языка и принялась осторожно облизывать его пальцы с видом полной сосредоточенности, — облизывать каждый палец, от начала до конца, раздвигая их. Понимала ли она, что это значит для мужчины? Похоть обожгла его. Больше он не мог ждать. Глаза ее были полузакрыты, и Томас почувствовал, что против воли почти позволил себя загипнотизировать. Вдруг она принялась втягивать его пальцы в рот, сосать их, скользить по ним языком, то охлаждая их своим дыханием, то снова втягивая в мягкий жар.
Наконец он откинулся назад, испустив долгий прерывистый вздох. Она натянула узы, привязывающие ее к кровати.
— Это лучшее, что я могу сделать без помощи рук, — сказала она, глядя на него из-под полуопущенных век.
— Этого достаточно. — Он едва удержался от ругательства.
— И это было… еще одно увлажнение? — спросила она таким тихим и нежным голосом, что он походил скорее на шепот.
— Да. О да.
Он провел пальцами по всему ее телу по направлению к бедрам, которые при его прикосновении расслабились. Кожа у нее была все еще прохладная, но между бедер просто пылала и была влажной от масла, которым он облил ее накануне. Пытка, которую он устроил ей, превращалась в пытку для него.
— Вот для чего нужно увлажнение. — И его пальцы скользнули в эти горячие ножны.
Она дернулась, выдохнула с шипением воздух, застонала, потом громче. Наконец сжала челюсти, чтобы заглушить стон. Ее крайняя чувственность подстегнула его.
— Вы будете у меня кричать, — пообещал он и продолжал ласкать ее пальцами. Она дышала все более и более отрывисто, ее бедра двигались в такт его ударов, а он внимательно смотрел на нее. Она задыхалась, корчилась и металась на белой простыне, ее невидящие глаза смотрели в потолок. Это было невероятно. Она была невероятна, она была не похожа ни на одну из известных ему женщин. Она изо всех сил боролась со своим телом, и само это сопротивление доводило ее до исступления. Сейчас она принадлежала ему, в его власти был каждый судорожный вздох, каждый жалобный стон. Но часть его сознания боялась, что обладание ею грозит ему потерей самого себя.
Он безжалостно довел ее до высшей точки, она издала тоненький стон, превратившийся в судорожный прерывистый крик.
— Вот так-то, — проскрежетал он.
Больше он не мог ждать. Он накрыл ее своим телом, и его естество проникло в самую ее глубину. Она выгнулась пальцы ее беспомощно сжали узы. Толчками бедер она побуждала его до тех пор пока не оказалась лежащей распростертой и задыхающейся.
Она была такой горячей, что он мог бы кончить почти сразу же. Но он нашел ритм, который позволил ему продолжать, а она корчилась и стонала, хватая ртом воздух, под ним. Затем она опять закричала, на руках ее напряглись тонкие мускулы, узы натянулись. Но он чувствовал по ее телу, что она способна на гораздо большее.
