И она вовсе не собиралась падать в объятия Малыша Чероки, как тот надеялся.
Однако Малыш и не думал сдаваться. Ставки были слишком высоки.
Полковник Бакхэннан твердо встал на сторону Малыша. Малыш Чероки весьма ловко сумел заморочить голову старому актеру. Но почти все, что рассказывал Малыш полковнику о своем прошлом, было ложью. Лгать Малыш Чероки умел преотлично. Этим он успешно занимался всю свою жизнь. Так что полковник и не подозревал, что на самом деле представлял собой Филипп Ловери — Малыш Чероки. А Малыш был человеком честолюбивым, самовлюбленным и совершенно не испытывал уважения к товарищам по труппе. То есть обладал именно теми качествами, которые позволяют людям определенного типа добиваться успеха.
Старый полковник давно заметил, что молодая пара стала почти неразлучной. Ему это нравилось. Полковника привлекала мысль о том, что его слишком отважная и умная внучка может наконец выйти замуж и устроиться в тихой гавани. Он, подмигивая голубым глазом, давал Малышу советы, с какой стороны подходить к его норовистой наследнице.
Он говорил:
— Нужно быть человеком с железной волей, сильным сердцем и деликатными манерами, чтобы укротить Диану Бакхэннан.
Диана никак не могла выбросить из головы краснокожего со Скалистых гор.
Она пользовалась любой возможностью, чтобы очутиться возле клетки индейца с резким, грубоватым лицом. Возможно, он и был неукрощенным и опасным, но физически он являл собой само совершенство, и Диана с тревогой чувствовала, что он все сильнее интересует ее.
Она говорила себе, что это всего лишь безобидное любопытство, точно такое же, какое она испытывает к мускулистому горному льву, запертому в соседней клетке. Ей приятно было смотреть на обоих пленников, особенно когда они не замечали ее присутствия, и думать, что свирепый дикарь является таким же отличным от нее существом, как и огромный самец-кугуар. И в этом крылось их очарование. Это совершенно нормально. Нет ничего нездорового в том, чтобы любоваться изумительно прекрасной парой.
Но Диана не раз уже замечала, что дикарь бросает на нее странные, притягивающие взгляды, когда она проходит мимо его клетки. Что бы это значило? Что происходит в его голове?
И не раз случалось, что Диану охватывал необычайный интерес и она, набравшись храбрости, останавливалась, подходила к клетке и задумчиво всматривалась в краснокожего; похоже, это приводило его в ярость. Но в то же время Диана могла поклясться, что раз-другой ей удавалось уловить насмешку в глубине его сверкающих черных глаз, а губы индейца при этом складывались в нечто напоминающее улыбку. Но в то же время не оставалось сомнений в том, что иногда одно лишь присутствие Дианы наполняло краснокожего безрассудной яростью.
Было утро понедельника.
Диана проснулась очень рано. И первой мыслью, мелькнувшей в ее сонном уме, была мысль о краснокожем со Скалистых гор. Диана торопливо оделась и отправилась в сторону загонов сразу после восхода солнца.
Подсобный рабочий, держа в руках шланг для поливки, мыл клетку краснокожего. Остановившись в нескольких шагах, Диана застыла от ужаса, видя как бьющая под сильным напором вода ударила его в лицо, заставив закрыть глаза и отвернуться, потом — в грудь, в живот. Менее крепкий человек был бы просто сбит с ног.
Но это прекрасное существо устояло. Индеец стоял в вызывающей позе, и каждый мускул его безупречной плоти был натянут как пружина, словно он пытался разорвать невидимые цепи. Он не отступил перед напором воды. Он не издал ни звука, не попытался избежать жестокой атаки.
Сердце Дианы бешено заколотилось в груди при виде гордого дикаря, молча выносящего бессмысленную пытку.
Она закричала во все горло. Рабочий опустил шланг. Глаза краснокожего открылись.
— А ну брось шланг и убирайся отсюда! — закричала Диана на бестолкового работягу. Тот пожал плечами, перекрыл воду и, повернувшись, потащился прочь, качая головой.
Диана подошла к клетке. К ее удивлению и недоумению, молчаливый дикарь, только что бесстрастно выносивший издевательство и даже не шевельнувший рукой, чтобы закрыться от сильной струи, — этот дикарь внезапно впал в необъяснимую ярость.
И его гнев был направлен на Диану.
Ошеломленная его реакцией, Диана в молчаливом ужасе смотрела, как краснокожий рычал по-звериному, вцепившись в расшитую бусами ленту, закрывающую его горло. Его глаза из-под мокрых ресниц пылали бешенством и угрозой. Он по-волчьи оскалил зубы, крепкие и пугающие.
Вцепившись в холодные железные прутья, индеец рванул их с нечеловеческой силой; его мощные бицепсы вздулись, на шее набухла вена, глаза налились кровью.
Его безумное поведение взволновало могучего горного льва, сидящего в соседней клетке. Огромный кот тоже впал в бешенство. Он рычал, прыгал, просовывал лапу с крепкими как сталь когтями сквозь прутья, кидался на ограждение, словно сгорал от нетерпения разорвать Диану в клочья.
Она будто приросла к пыльной земле, испуганная и недоумевающая. Она видела изумительную пару в ее естественном, неприкрытом виде. Это были неуправляемые существа. Диана снова посмотрела в злые, хищные глаза краснокожего. Они горели угрозой, и Диана была уверена, что именно ее появление вызвало взрыв.
Но пока девушка наблюдала за индейцем, его гнев утих. Он отошел в глубь клетки и медленно опустился на пол, прислонясь спиной к прутьям. Ручейки воды и пота стекали по его темному лицу и стройному телу. Несколько капель задержались на длинных ресницах, на кончике когда-то сломанного носа, на мочках ушей.
Когда он поднял руку, чтобы откинуть со лба мокрые волосы, на его правом запястье сверкнул серебряный браслет. И больше индеец не двигался. Он замер — угрюмый, молчаливый, непроницаемый.
Горный лев, еще раз рыкнув на Диану и оскалив зубы, величественно развернулся и неторопливо отошел в глубину своей решетчатой тюрьмы. Он улегся на пол, сложив передние лапы, высоко вскинув голову; на его темной мягкой шее отчетливо вырисовывалось ромбовидное белое пятно. Золотистые глаза кугуара остановились на человеке, сидящем в соседней клетке. Кот замурлыкал; низкий, ровный, очень мягкий звук исходил из самой глубины горла… он словно пытался утешить погруженного в раздумье молчаливого дикаря.
Потрясенная, Диана отступила назад.
Наконец она повернулась и почти побежала к поезду, стоявшему в тупике, к вагону, который занимали ее дедушка и бабушка. В ее мозгу билась одна-единственная мысль. Она должна поговорить с полковником, должна убедить его отпустить на свободу краснокожего со Скалистых гор. Держать его в плену — слишком бесчеловечно.
