За дни, проведенные в Денвере, Диана увидела и поняла, как изменилось шоу полковника Бака Бакхэннана. Оно было насквозь фальшивым и банальным, это был перепев старого. Нечто вроде самопародии. Эксцентричная охота на краснокожего была задумана просто от отчаяния, у полковника не оставалось другого выхода. Охота была жалким номером, недостойным славного прошлого представления-буфф. Диана должна обо всем сказать полковнику. Сказать сегодня, не откладывая.
Диана громко постучала в дверь купе полковника. Дверь тут же открылась, и Диана увидела бабушку.
— Доброе утро, бабуля! — улыбнулась Диана крохотной седоволосой женщине. — Я знаю, что еще рановато, но мне нужно поговорить с полковником.
Изнутри донесся гулкий голос Бакхэннана:
— Это кто? Диана? Хорошо, хорошо! Заходи, малышка! Я тебе кое-что покажу!
Диана вошла в вагон и увидела, что полковник сидит за письменным столом, разложив перед собой бумаги и счетные книги.
— Милая моя! — воскликнул полковник, поднимая на внучку сияющие голубые глаза. — У нас отличные новости! «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана» в Денвере собрало больше публики, чем мы собирали где-либо вообще за все последние годы! Подряд три дневных представления и четыре вечерних без единого свободного места на трибунах! Все билеты проданы, до одного!
Он засмеялся и хлопнул в ладоши, как развеселившийся мальчишка.
— А все благодаря тебе и краснокожему со Скалистых гор! Красавица и Чудовище. Ты и дикарь заставляете местных жителей приходить сюда каждый день! — Довольно хихикнув, он всмотрелся в Диану и лишь теперь заметил, что та не радуется вместе с ним. — Что случилось, детка? Ты пришла, чтобы о чем-то поговорить? Или хочешь попросить о чем-то? Скажи старому полковнику, и он все сделает для тебя.
Диана заставила себя улыбнуться любимому деду. И сказала:
— Да нет, ничего мне не нужно. Просто у меня возникла идея: а не добавить ли в программу лошадиные бега? Ковбои против индейцев, например…
— Да! Мне это нравится! И еще выпустим казаков и арабов! Руфи, ты слышишь? Наша маленькая внучка удалась в нашу породу, не будь я полковником Баком Бакхэннаном! — И он бодро добавил: — Если дела и дальше пойдут так, этому чертову Пауни Биллу никогда не наложить лапу на мое шоу!
Гастроли в Денвере подходили к концу. Толпы зрителей продолжали заполнять ярмарочную площадь. Актеры и рабочие труппы пребывали в постоянном радостном волнении; они снова неплохо зарабатывали. Праздничное настроение не оставляло людей, они поздравляли друг друга с успехом и смеялись больше обычного.
Даже Коротышка добродушно пошутил, говоря как-то с Дианой:
— Полковник, пожалуй, мог бы и мне прибавить жалованье! — Поковыряв пяткой башмака в пыли, он пояснил: — А то что я имею? Двенадцать долларов в неделю и кучу навоза, с которым могу делать что хочу, хоть домой уносить!
Диана расхохоталась, думая, что Коротышке следовало бы проявить себя и перед Кэт Техаской; она ведь и не подозревала, что главный конюх умеет и пошутить, и посмеяться. Если бы Коротышка чувствовал себя немного свободнее, когда находился рядом с веселой, остроумной Кэт, он, пожалуй, сумел бы завоевать ее внимание.
Диана все еще улыбалась, когда они с Малышом Чероки, оставив Коротышку, бесцельно побрели по ярмарочной площади с двумя «Отчаянными объездчиками» и их временными денверскими возлюбленными. Одна из девушек предложила пойти посмотреть на краснокожего.
Диана, гневно вспыхнув, бросила резкий взгляд на рыжеволосую глупышку. Но не сказала ни слова. Когда они подошли к клетке, Диана тревожно всмотрелась в индейца.
Он нервно метался по клетке, словно раненое животное. Его густые, длинные черные волосы волнами вздымались и опадали. Ощутив присутствие посторонних, он остановился и холодно уставился на зрителей.
Рыжеволосая девица подошла ближе к решетке.
— Бог мой! Его рожей можно пугать детишек, но его тело… — Она нервно рассмеялась и добавила: — Должно быть, бедра у него отлиты из бронзы!
— Тебе-то что за дело до его бедер? — предостерегающе произнес сопровождавший ее объездчик.
Ледяной взгляд черных глаз краснокожего остановился на рыжей девице.
Но ненадолго. Диана танцующим шагом с намеренно вызывающим видом подошла ближе. Пышный край ее юбки взметнулся, когда девушка соблазнительно качнула бедрами. Диана не смотрела на индейца, но сразу почувствовала, что его взгляд сосредоточился на ней.
Малыш Чероки хлопнул в ладоши, и Диана сделала танцевальное па, другие весело поддержали его. Вся компания принялась резвиться на глазах у пленного краснокожего. Диана, хотя и ощущала в глубине души чувство вины, не отставала от прочих. Она по-детски дразнила его и насмехалась.
Но стыд и угрызения совести все нарастали в ее сердце. И когда веселая компания наконец удалилась, Диана почувствовала себя несчастной, она страдала из-за своего непростительного поведения. Она не могла забыть глаз индейца.
В этих темных, диких глазах светился ум!
Огорчение Дианы еще более усилилось вечером, во время представления, шедшего перед битком набитыми трибунами. Не в силах удержаться от того, чтобы вновь наблюдать за сценой, которая, она знала это, лишь вызовет в ней новый всплеск протеста и огорчения, она уселась на ограждении арены и смотрела на «номер» индейца, вызывавший бурный восторг толпы зрителей. Жалость и глубокое чувство вины терзали ее грудь. Она с отвращением наблюдала за тем, как клетку выкатили на арену, как смеющиеся женщины сбегали вниз с трибун и тыкали пальцами в краснокожего. А потом с печалью наблюдала за тем, как клетку в очередной раз открыли настежь и как великолепный дикарь, осыпаемый насмешками, предпринял очередную отчаянную попытку спастись…
Диана закрыла глаза, когда Малыш Чероки и его «Отчаянные объездчики» поскакали вслед за краснокожим.
Ее силы иссякли.
Она чувствовала себя душевно истощенной, и ей совсем не хотелось встречаться после представления с Малышом Чероки. Едва передвигая ноги, она тащилась к своему вагону. До нее донеслись вопли и бешеные аплодисменты, означающие, что краснокожий снова захвачен в плен.
И именно тогда, услышав эти оглушительные крики, Диана приняла окончательное решение.
Она должна освободить краснокожего со Скалистых гор.
Диана весьма неохотно отправилась ужинать с Малышом, когда шоу закончилось, и постаралась уйти как можно скорее, сославшись на головную боль.
Но на самом деле у нее отчаянно болело сердце.
Ее мучили сомнения. Она твердо решила отпустить на свободу индейца, но это привело к тому, что ее охватила странная смесь чувств… К спокойной уверенности примешивалась горькая тревога. Она была уверена, что совершит правильный поступок, и это утешало ее. Но в то же время она нанесет непоправимый вред успеху труппы и приведет в отчаяние полковника…
