— Теперь я не узнаю тебя, Алан! Неужели ты считаешь невозможным тот факт, что твоего брата можно любить просто потому, что он это он? Плевать я хотела на титул и всё остальное! Я люблю его, а он… О, Алан, я должна тебе что-то показать!
Оставив бывшего возлюбленного в гостиной, Аделин поднялась в свою комнату и достала из шкатулки письмо, которое получила этим утром.
Спустившись вниз, она протянула Алану, удобно расположившемуся на диване, послание, без слов прося его прочитать влажный от слёз листок.
Спустя несколько минут, показавшихся Адель вечностью, молодой человек небрежно откинул письмо и, подняв светлые брови, усмехнулся.
— Это очень в стиле Эдварда, — только и сказал Алан, поднявшись со своего места, — он вечный нытик.
— Как ты можешь так говорить?! — воскликнула Аделин, не сдерживая слёз. — А если бы он умер! Его дядюшка — святой человек, хоть и мусульманин!
— Святых мусульман не бывает, Аделин, но Эдвард и дяде своему сумел доставить неприятности. Это же надо… Люди не меняются.
Молодой человек прошелся по комнате, и остановился у окна, слушая, как рыдает Аделин. Как только он отвернулся, брови его съехались на переносице. Он сжал губы и смотрел на своё отражение в стекле, о чем-то размышляя.
— Адель, ты меня раздражаешь, — наконец бросил Алан, обернувшись к рыдающей девушке, — хватит его оплакивать. Он же выжил.
Аделин зарыдала ещё надрывнее. Алан подошел к ней и схватил её за плечи.
— Хватить ныть! Или ты целовалась с Эдвардом, и нытье передалось и тебе, как зараза? Хотя я не верю в такое, он слишком благороден, чтобы целоваться с тобой.
Покраснев, Аделин закивала, пытаясь успокоиться.
— Целовалась, — честно ответила она, не имея привычки лгать.
Молодой человек метнул на неё раздраженный взгляд.
— Иди собирай вещи. Ты едешь в Турцию!
Глава 10
Эдвард не был дураком и понимал, что турецкие чиновники тоже читают английскую прессу. Особенно те, кого это касается. Газета с большим портретом Аделин на развороте лежала перед ним уже третий час. Статья, подписанная именем Алана Эгертона, занимала две страницы. Обладая бойким пером, Алан описал свои приключения в Турции и похищение клада, который был вывезен на лайнере.
Эдвард сжал голову руками. Он поручился, что брат его не вывезет клад…
Первые панические мысли и злость на беззаботного Алана улеглись, и теперь он мог только смотреть на спокойное лицо Аделин, которая смотрела на него с разворота и немного улыбалась. Его сердце сжималось от нежности, когда он видел её. Хорошо, что Алан решил сфотографировать Аделин в подражание Генриху Шлиману, сделавшему подобный же снимок своей жены Софии. Аделин очень шли украшения. В драгоценном уборе её юношеский задор уступал место чуть ли не королевской стати.
Поняв, что просидел над газетой всё утро, герцог попытался сообразить, что ему теперь следует делать. Никакого желания связываться с представителями Османской империи у него не было, а французский лайнер, что стоял на рейде в Стамбуле, уходил только через две недели. Уехать в Париж? Всё равно в Лондон путь ему закрыт. Подойдет любая столица мира. Хоть Нью-Йорк, Париж или Санкт-Петербург. Жаль, что Англия сейчас не ведёт войн.
Эдвард прошелся по комнате. Война — самое место для таких, как он, разочаровавшихся в жизни неудачников. Пощекотать нервы и в конце поймать пулю — что может быть проще? Отдать ненужную жизнь за короля и отечество, а потомкам передать в наследство награды героя… Тем более, что его потомки — это дети Аделин.
Мысль его сделала круг и вернулась к Аделин. Он подошёл к столу и стал снова рассматривать её портрет. Провел рукой по линии её носа. Ему казалось, что он слышит её голос за дверью, что сейчас она войдет и бросится в его объятья. Он даже обернулся и прислушался, но было тихо.
Турки будут очень злы.
Он снова сел, размышляя. Наверно, следует поехать к дяде и просить его одолжить ему его ялик, чтобы ночью уплыть к берегам Греции.
Ему снова послышался голос Аделин.
Эдвард решил, что окончательно сходит с ума, и уже любой женский голос кажется ему голосом его возлюбленной.
В Греции он сможет провести то время, пока Англии не понадобятся офицеры для очередной военной авантюры. Эдвард усмехнулся. Да… Очень удачное место, тем более, что мысль о героической смерти нравилась ему всё больше. Тогда время, отмеренное ему Господом, можно будет использовать для поездок по этой стране. Возможно сейчас ему всё это неинтересно и кажется совершенно скучным и неважным. Но если он будет знать, что скоро всё это закончится, то, возможно, его интерес к раскопкам и древностям немного восстановится.
В дверь постучали. Герцог вздрогнул, но позволил своему слуге открыть.
На пороге стоял служащий отеля.
— Вам записка, сэр, — произнес он по-английски и поклонился.
Эдвард поднялся и сам взял записку.
«Ваша светлость,
прибыв в Стамбул я узнала, что вы уже некоторое время находитесь здесь. Было бы очень приятно встретить старого знакомого, потому что я совсем никого здесь не знаю. Возможно, вы введете меня в местное общество. Жду вас в кафе у Мустафы за столиком у колонны через два часа.»
Записка была не подписана. Почерк показался Эдварду знакомым, но он не мог вспомнить, кто же так писал. В последнее время его не интересовали женщины, и он не был вхож в местное общество, но в помощи старой приятельнице, кем бы она ни была, он отказать не мог. Мысль о том, что он отправится на войну и наконец-то с честью расстанется с жизнью, настолько окрылила его, что Эдвард с улыбкой посмотрел на портрет Аделин. Пусть Аделин будет счастлива. А у него впереди приключения и… Подвиг во имя Англии.
Глава 11
Береговая линия состояла из множества небольших, выходящих к морю площадок, у каждой из которых был свой характер и неповторимый колорит.
Эдвард много раз бывал здесь, и всегда шёл одним путем. Так же, как когда-то ходили они с Аделин. Тогда её рука лежала на его руке, и она говорила что-то про Алана, от чего его сердце сжималось от ревности. Это теперь он понимал, насколько счастлив был тогда.
День клонился к вечеру. Таинственная дама, забывшая подписать записку, назначила ему свидание в знаменитом кафе, выбрала время на закате. Говорит ли это о её желании завести с ним роман? Эдварду смешно было даже думать об этом. Женщины не вызывали его интереса, и он старался избегать их с тех пор, как… Как Аделин, а вместе с ней и жизнь, покинули его, оставив вместо себя только пустую оболочку. Он смотрел на лодочки, вспоминая, как они катались в одной из них, любуясь городом с воды. Аделин тогда улыбалась ему, не забывая упоминать имя Алана, наверно для того, чтобы он не смел сходить с ума от счастья, что она сидит рядом и так радостно смотрит по сторонам. Откуда у неё эта бьющая ключом энергия, это восторженное отношение к жизни, эта радость, отражающаяся в глазах? Радость, которой она щедро делилась с ним, когда была рядом, и которую всю до последней капли забрала с собой, ступив на палубу лайнера?
Кафе показалось в закатных лучах. Столики стояли прямо на улице, примыкая к набережной. Самое популярное место сбора европейцев, желающих насладиться экзотикой турецкой кухни. Эдвард не был здесь с тех пор, как уехала Аделин. Он не смог бы пить кофе, вспоминая, как она угощала его поачи и просила сказать, вкусно или нет. И какое милое у неё было лицо в этот момент. И как ветер играл её каштановыми локонами, выбившимися из-под белой шляпки….
За столиком у колонны сидела молодая женщина в белом платье и широкой соломенной шляпке с желтыми цветами. Эдвард не видел её лица, но заметил, как дама поставила локти на стол, положила подбородок на ладони и смотрела на залив, где в лучах заходящего солнца сновали яхточки, лодки, образуя веселое мельтешение. Его сердце вдруг пропустило удар, но Эдвард тут же одернул себя. Все европейские женщины кажутся ему похожими на Аделин. Каждая девушка с каштановыми локонами вызывает боль в груди. Но эта… Её тонкая хрупкая фигурка казалась ему до боли знакомой. Он замедлил шаг, боясь, что все же сошёл с ума. Безумие, оно вот такое… Когда одного человека видишь в других. Это называется «бредовое расстройство навязчивых состояний» — не к месту вспомнил он.
