— Вы пойдете переоденетесь в свои роскошные одежды, как только изучите мою почту. Конечно, в этом доме некому любоваться вами, но слух о вашей красоте неизбежно разнесется по всему Парижу.
Его слова показались Норине забавными, и она сказала:
— Мне кажется, что все это сон! Мне все представляется абсолютно нереальным!
— Остается лишь надеяться, что пробуждение не будет слишком горьким, — полушутя, полусерьезно заметил маркиз.
— Мне кажется, что здесь, в Париже, со мной не может произойти ничего страшного!
С этими словами она вскрыла адресованное маркизу письмо и стала читать его вслух. Большая часть писем была написана светскими дамами, которые обращались к маркизу с просьбой уведомить их о его приезде. Оки рассказывали в письмах о своих страданиях в его отсутствие. Впрочем, все они были похожи друг на друга.
Норина подумала, что, несмотря на общепризнанный ум и остроумие французов, письма влюбленных француженок не отличаются оригинальностью.
Она продолжала читать, а маркиз не прерывал ее и никак не комментировал услышанное. Когда последнее письмо было прочитано, он просто сказал:
— Бросьте все это в огонь!
— Вы не считаете, что следовало бы ответить хотя бы на некоторые из них?
— Мне нечего ответить!
Она встала и принялась бросать их одно за другим в огонь. Пламя поднялось высоко, превращая в золу страницы страстных признаний.
— О чем вы думаете? — спросил маркиз.
— Я сожалею… обо всех этих женщинах.
— А обо мне?
— Но у меня нет ни малейшего повода жалеть вас. Я вижу лишь дары, падающие к вашим ногам, или, если хотите, фимиам, который окутывает алтарь, сооруженный вашими поклонницами.
Она между делом проговорила все это и лишь к концу собственной тирады поняла, что зашла слишком далеко.
— Я… я ужасно виновата перед вами, я не должна была все это говорить!
— От вас не знаешь чего ожидать! — заметил маркиз. — Пойдите переоденьтесь!
Норина отправилась в свою комнату, где обнаружила, что горничная без всяких дополнительных указаний разобрала весь ее багаж.
Ее любимые платья были заботливо развешаны на вешалках. Чтобы не объяснять горничной причины столь стремительной смены нарядов, Норине пришлось выбрать платье, которое она могла без особых усилий застегнуть сама, не прибегая к ее услугам. В этом платье она окончательно утратила облик замужней дамы, превратившись в молоденькую девушку, почти девочку.
Как она и предполагала, Дэйв сложил ее драгоценности вместе с драгоценностями ее матери. Она разыскала в шкатулке обручальное кольцо и сразу же надела его, но, заметив, что оно великовато, надела на этот же палец еще кольцо, чтобы обручальное не соскользнуло. Она нашла еще серьги с жемчужинами и бриллиантами — они придали ей некоторую солидность, что было весьма кстати. Потом она закрыла свои шкатулки и спустилась вниз.
Маркиз стоял перед раскрытым настежь окном, Норина подумала, что ему, наверное очень тяжело сидеть взаперти, что он мечтает о прогулке верхом на одной из своих роскошных лошадей. Ей стало жалко маркиза.
Услышав ее шаги, он повернулся и спросил:
— Вы переоделись?
— На мне белое платье с юбкой, украшенной английской вышивкой, вокруг талии я повязала длинный шарф, — начала описывать себя Норина.
Маркиз молча слушал.
— Я надела обручальное кольцо, которое, как я вам и говорила, хранилось в моей шкатулке с драгоценностями, — продолжала она, стараясь этим упрекнуть его.
Маркиз взял ее за руки и потрогал кольца.
— Бриллианты? — изумился он. — Если ваш муж был так богат, зачем же вам работать?
Норина промолчала, не желая лишний раз говорить неправду. Маркиз поднял руку и ласково дотронулся до ее щеки, затем провел пальцем по мочке уха.
— Серьги! Вы надели серьги! — воскликнул он. — Но ведь вы могли продать их, вместо того чтобы работать секретарем!
— Ну вот, вы снова заводите вчерашний разговор, — недовольно сказала Норина. — Мне казалось, что мы вошли уже в новую стадию и что теперь я светская дама, сбежавшая с вами на континент.
— Да, это правда, простите меня, — покорился маркиз. — Мы должны быть внимательны и ни на секунду не забывать о своих ролях.
Продолжая говорить, он обнял ее за талию и привлек к себе. Не успела Норина опомнится, как его губы уже приблизились к ее губам.
— Нет! Нет! — вскрикнула девушка.
Она проворно высвободилась из его объятий и отбежала, к окну. Там она долго стояла, тяжело дыша и пытаясь обрести утраченное равновесие. Маркиз не двигался. Она подумала, что он удивлен ее реакцией.
— Я считал, что вы согласились с предложенной вам ролью, — спокойно заметил маркиз.
— Но… но ведь это же только игра! — прошептала Норина.
— В таком случае я должен перед вами извиниться. Однако хочу вам заметить, что другие женщины сочли бы этот поцелуй знаком благодарности за согласие оказать мне ту услугу, о которой мы с вами договаривались.
— Но… но вы не должны целовать меня!
— Но почему же?
— Потому… потому что это нехорошо!
— Нехорошо? Что же в этом плохого?
На этот вопрос ответить было непросто, и Норина смогла выдавить из себя лишь какие-то бессвязные слова:
— Я думаю, что никто… не должен целовать кого-то, если… ну если эти люди не любят друг друга.
Маркиз улыбнулся:
— Я надеюсь, что нам будет несложно притворяться влюбленными так долго, как того потребуют обстоятельства.
— Но ведь это же только игра! — настаивала Норина. — И я прошу вас больше… не делать этого.
Она подумала о том, что поцелуй маркиза всколыхнул в ней те же чувства, что и вчера в поезде, когда он дотронулся до ее губ. Она боялась влюбиться в него. Это не сулило ничего доброго в будущем. Более того, она рисковала очень скоро оказаться в роли дам, которые пишут свои бесконечные письма маркизу.
— Ну что ж, мне ничего не остается, как выполнить вашу просьбу, — спокойно произнес маркиз.
Он пошарил рукой по стене, чтобы найти стул. Вцепившись в него руками, он резко повернулся и сказал:
— Вам нечего бояться, Рина. Я никогда не причиню вам зла. Уверяю вас, я никогда не стремился насильно обладать женщиной.
— Откуда вы знаете, что я боюсь? — жалобно спросила Норина.
— Я чувствую, — задумчиво ответил маркиз и, оставив стул, самостоятельно шагнул в ее сторону.
Он остановился перед ней и протянул ей руку.
— Дайте мне руку, — сказал он спокойно. — Доверьтесь мне, я уверен, что мы сможем быть счастливы вместе.
Он изогнулся в почтительном поклоне и поцеловал ей руку. Для француза это было лишь простым проявлением вежливости, но прикосновение его губ к ее руке обожгло Норину.
