Миссис Мур это весьма устраивало, поскольку приносило ей значительный добавочный доход, кроме того, по возникшему между нами негласному соглашению я перестала контролировать то, как она содержит дом. Я не виделась ни с кем из своих старых знакомых, хотя их и раньше было у меня не так уж много. Теперь мне приходилось общаться с новыми людьми – из круга Крэна. С Белль мне видеться не хотелось: я до сих пор не могла простить ей то, что считала двойным предательством с ее стороны. Миссис Мур, которой также не хотелось, чтобы Белль вмешивалась в наши с ней дела и интересовалась тем, как она ведет хозяйство, помогала мне в этом, а вот с Крэном было сложнее.
Примерно через месяц после того, как мы стали жить вместе, он заявил:
– Вчера я встретился с Белль, и она сказала мне, что ты не хочешь ее видеть.
– У меня действительно нет никакого желания встречаться с ней, – подтвердила я.
– Не слишком ли это? В конце концов, именно она свела нас вместе, – возразил Крэн.
Как это похоже на него, подумалось мне. Можно подумать, что единственной целью Белль было устроить нашу встречу! Я ничего не ответила, и Крэн продолжал:
– Белль многому научила тебя, и ты многим ей обязана – сама знаешь.
«И кроме того, ей хорошо за это заплатили», – подумала я, но вместо того, чтобы произнести это вслух, обвила руками его шею и сказала:
– То, что я узнала от Белль, это песчинка по сравнению с той горой знаний, которые я получила от тебя.
Как любой другой мужчина, Крэн с удовольствием проглотил эту наживку, а вместе с ней и крючок, и леску, и даже поплавок. Явно польщенный, он стал слабо протестовать:
– Но, Элизабет, в самом деле, с тобой ничего не случилось бы, если…
– Прошу тебя, Крэн, – я нежно прильнула к нему и крепко сжала его руку, – у меня действительно есть причины, по которым я не хочу видеть Белль. Пожалуйста, не настаивай. Меня расстраивает сама мысль об этом.
Крэн ненавидел плакучую иву, но не мог устоять перед вьющейся лианой. Когда я так нежно льнула к нему, крепкий цемент его солдатского характера сразу же оборачивался мягким воском. Так случилось и на этот раз.
– Конечно, я не стану заставлять тебя встречаться с ней, дорогая, просто я подумал, что, раз уж вы были такими близкими подругами… Впрочем, неважно. Я скорее сошлю ее в Тимбукту, чем огорчу тебя.
Я решила, что на этом вопрос исчерпан, но, как всегда, недооценила Белль.
Как-то раз, когда я не испытывала смягчающего действия джина уже на протяжении трех дней и потому находилась в отвратительном настроении, я поехала повидаться с Джереми. Он несколько удивился, но был все же рад видеть меня, тем более что я, приехав к нему с просьбой, старалась вести себя как можно обходительнее. Не желая ходить вокруг да около, я заявила:
– Мне нужна твоя помощь, Джереми. Выясни, если можешь, в какую сумму обойдется кров, одежда и еда в течение года для ребенка из бедной семьи. Когда ты сделаешь это, умножь результат на шестнадцать лет. Я приеду через две недели и хочу, чтобы к этому времени у тебя был готов ответ.
Джереми изучающе оглядел меня.
– Подумываешь усыновить сиротку, моя дорогая? – спросил он.
– Нет, – спокойно ответила я. – Так ты сделаешь то, что я прошу?
– Конечно, милочка, – кивнул он, – это для меня несложно.
– В таком случае увидимся через две недели, – скупо сказала я и оставила его сидеть за письменным столом с озадаченным видом.
Теперь, спустя годы, я со стыдом вспоминаю этот свой поступок – подобные вещи невозможно искупить даже за много лет. Через две недели я спросила Крэна, не сможет ли он отвезти меня к Джереми Винтеру, а потом дать мне карету, чтобы я могла ездить по своим делам.
– Ты уже устала от меня? – шутливо спросил он.
– Конечно, – с легкостью парировала я. – Я без ума от генерала Дрепера и хочу попробовать с ним.
Крэн зашелся от смеха, поскольку Дрепер был известен как самый занудный и уродливый мужчина в Лондоне, но вопросов больше задавать не стал. Джереми встретил меня изобилием фактов и цифр, закончив следующим заявлением:
– Общая сумма составляет 240 фунтов – расходы большие, и они, конечно, пробьют значительную брешь в твоем бюджете, так что я советую тебе серьезно подумать, прежде чем решиться на такой шаг.
Джереми выглядел явно озабоченным. Я окинула его ледяным взглядом.
– Я забочусь о будущем своей семьи. Разве не это долг хорошей дочери?
Джереми был на редкость умным человеком, поэтому он, видимо, угадал мои мысли. Его розовое личико побледнело, и он произнес:
– Элизабет, я не знаю точно, что ты задумала, но умоляю только об одном: обдумай все хорошенько. Почему бы тебе не поручить эту заботу мне? Помощь твоей семье могла бы быть не единовременной, а долгосрочной.
– Нет! – Я была непреклонна. – Это единственное удовольствие в моей жизни, лишить меня которого не вправе никто, – жутковато улыбнулась я.
– Ну пожалуйста, Элизабет, – умолял Джереми, уже не на шутку встревоженный.
Но я лишь отмахнулась от него.
– Так ты дашь мне денег или мне нужно обратиться к Крэну и сообщить ему, что ты утаиваешь их от меня?
Я, конечно же, блефовала, у меня не было ни малейшего желания, чтобы Крэну стало известно хоть что-нибудь о моей семье.
– Ну хорошо, – вздохнул он. – Но предупреждаю тебя, Элизабет: со временем ты очень пожалеешь об этом.
И я действительно пожалела.
Я высадила Крэна возле его клуба, а затем и впрямь съездила по нескольким делам, прежде чем отправиться в то место, которое являлось главной целью моих передвижений. Это было сделано, чтобы ввести в заблуждение кучера.
Рыбная улица была все такой же узкой и грязной, так же толпились оборванные мальчишки, глазевшие по сторонам, привычное зловоние ударило в нос – и ужас недавнего ночного кошмара вновь нахлынул на меня. Я вылезла из кареты, еще более укрепившись в своих намерениях. Испытывая злую радость, я толкнула дверь родного дома и вошла.
И отец, и сестра, и младшие – все они были там. К счастью, не было Джека, и я до сих пор рада, что его тогда не оказалось дома. Отец встал мне навстречу с улыбкой, которая, видимо, редко появлялась на его губах. Однако лицо его застыло, когда он увидел выражение моего лица. Подойдя к столу, я грохнула на него большой тяжелый саквояж, содержимое которого при этом громко звякнуло. Затем я развернула лист бумаги с выкладками, написанными рукой Джереми, и помахала им перед носом отца.
– Тут все, – сказала я. – Подсчитан каждый пенни, потраченный вами на меня с того несчастливого дня, когда я появилась на свет. Теперь вы можете забыть, – хотя я думаю, вы уже давно сделали это, – о том, что у вас когда-то была дочь. Я же с помощью Господа и этих самых денег могу забыть, что у меня когда-то была семья – такая, как вы.
