Но, немного поразмыслив, Киприан понял, что в конце концов его решимость поколебали именно ее слезы. Большинство женщин плачут как по заказу — это их оружие, которое позволяет им добиваться своего, хотя при частом использовании оно теряет свою эффективность. Сам Киприан видел свою мать плачущей считанное число раз, хотя уж у нее-то было достаточно причин, чтобы провести в слезах по меньшей мере половину жизни. Что ж, подумал он насмешливо, поглядим, как поведет себя его пленница дальше.
И все же Киприан не мог не признать: Элиза Фороугуд произвела на него сильное впечатление, как он ни противился этому внутренне. Она была изнеженной девушкой из высшего общества, привыкшей, что все в жизни идет так, как ей хочется. Но она оказалась и храброй дикой кошечкой! Ее коготки не могли причинить ему особого вреда — куда ей против него и его дубленой шкуры! — но она упорно не желала сдаваться, и Киприану это понравилось. Он обращался с ней грубо и угрожал ей, а она стояла на своем, да еще и требовала, чтобы ее оставили с кузеном. Можно подумать, что этот мальчишка — ее собственный ребенок, так горячо она его защищала. А ведь он — всего-навсего ее кузен!
Впрочем, Киприан тут же подумал о том, что ему неоткуда знать, какие узы связывают двоюродных братьев и сестер. У него-то не было в целом свете ни единой родной души! При мысли об этом далеко упрятанные, но никогда не стихавшие гнев и ненависть вспыхнули в нем вновь, но он подавил их. Все пойдет как планировалось — лучше, чем планировалось. Капитан ощутил небывалый подъем.
Вскочив, он стал расхаживать из стороны в сторону по каюте. Конечно, он позволит девчонке остаться. До Олдерни им идти, по меньшей мере неделю, и у него будет масса времени для того, чтобы неплохо поразвлечься с мисс Элизой Фороугуд.
Под действием снотворного Обри проспал чуть не до полудня. К этому времени «Хамелеон» уже почти четыре часа был в открытом море и на всех парусах удалялся от Мадейры. Что касалось Элизы, то остаток ночи она провела без сна. Ее давило ощущение бессилия и безнадежности. О, этот человек, этот гнусный, порочный… пират, решила она. В свое время Элиза прочла множество книг о пиратах и о живших в действительности, и о выдуманных, — и в ее представлениях капитан «Хамелеона» являл собой типичный образчик морского разбойника. Совершенно безнравственный, алчный и жестокий субъект, понятия не имеющий о милосердии. Как там говорил Ксавье — в его сердце много боли? Ха! Да у него вообще нет сердца, считала Элиза.
— Мама? — пробормотал Обри, пытаясь повернуться на другой бок в гамаке, куда его уложили. — Мама!..
Прежде чем Элиза успела до него дотянуться, гамак перевернулся и бедняжка Обри вывалился из него. С глухим стуком шлепнувшись на пол, он громко завопил от боли и испуга.
Элиза помогла плачущему мальчику сесть и, убедившись, что он ничего себе не повредил, стала его утешать. Это оказалось нелегкой задачей, тем более что самой Элизе стоило огромного труда удержаться от слез, пока она объясняла, почему окружающая обстановка так изменилась.
— Я хочу к маме! — рыдал Обри, не слушая ее. «И я хочу к маме», — подумала Элиза, из последних сил пытаясь сдержать собственные рыдания.
— Мы обязательно вернемся домой, Обри, — говорила она как можно более убедительным тоном, — вот увидишь. Этот злой человек просто хочет напугать твоего отца, и больше ничего. Дядя Ллойд нас выручит, я знаю…
И все же оба представляли собой весьма жалкое зрелище, когда к ним в каюту заглянул Оливер.
— С вами все в порядке? — спросил он, окидывая Элизу таким взглядом, за который непременно схлопотал бы увесистую затрещину, будь они в Лондоне. Увы — они были не в Лондоне, а за сотни и сотни миль от сколько-нибудь цивилизованного общества. Она и Обри оказались во власти негодяя капитана и его мерзкой команды; вот почему, во избежание дальнейших неприятностей, нужно немедленно дать Оливеру достойный отпор. Ах, знать бы ей еще, как это делается!
— Что вам нужно? — всхлипнула Элиза, загораживая собой Обри.
— Сказать по правде? — ухмыльнулся молодой моряк, неторопливо приближаясь к ним.
— Ты пират, да? — спросил вдруг Обри, внимательно разглядывавший из-за спины кузины человека, которого до настоящего момента считал слугой, причем слугой гораздо более интересным и забавным, чем другие.
— Пират? Что за мысль, парень! Я просто веселый морской бродяга, вожу людям разные вещички, чтоб им тоже сталб интересно жить.
— А почему ты меня украл, если ты не пират? — требовательно спросил мальчик.
Улыбка Оливера вмиг погасла. Теперь он выглядел таким же пристыженным, как ночью, когда они с Ксавье прибежали на крик Элизы, в ярости выскочившей из каюты капитана. Правда, чувство стыда не помешало ему снова запереть Элизу вместе с Обри в этой каморке, но, по крайней мере, у него еще сохранилась хоть капля совести — не то что у его гнусного капитана. Элиза тут же постаралась воспользоваться этим и сделать все возможное, чтобы эта капля совести мучила молодого моряка как можно сильнее.
— Да, Оливер, — сказала она, — объясните бедному Обри, почему вы украли его из его собственной постели. Объясните ребенку, почему вы лгали ему, почему опоили его каким-то зельем и притащили сюда.
Оливер, утративший всю свою веселость, закусил губу. Взгляд его заметался между обоими пленниками.
— Видишь ли, мой мальчик… — промямлил он. — Я… Тут такое дело… — Запнувшись, он отвернулся от них, выглянул в коридор и закричал: — Ксавье! Где тебя черти носят?!
Обри весь сжался, когда высоченный африканец, нагнувшись под бимсом, вошел в их каюту, но Элиза испытала облегчение. Конечно, это было глупо, ведь Ксавье тоже принимал участие в ее похищении, но что-то в нем действовало на нее успокаивающе.
— Доброе утро, мисс, — прогудел великан. — А, вот и молодой мастер Обри! — Он одарил мальчика ослепительной белозубой улыбкой и протянул ему руку. — Я — Ксавье, первый помощник капитана на «Хамелеоне». Тебе никогда раньше не приходилось спать в гамаке?
Обри глянул на Элизу. Она едва заметно ободряюще кивнула, и мальчик, поколебавшись, пожал протянутую руку.
— Нет, никогда, — ответил он. — Но если бы я знал, что лежу в гамаке, то не упал бы.
При виде белой детской ручки, утонувшей в гигантской черной лапище, Элиза еще больше уверилась, что Ксавье — их союзник, а не враг. Не то что Оливер, подумала она, посылая предателю уничтожающий взгляд. Он снова пялился на нее, несомненно разглядывая ее безнадежно измятое дезабилье, но ее взгляда он не выдержал. Отворачиваясь, он буркнул:
— Я подумал, может, вы хотите поесть.
